— Давайте не будем забывать про антураж! — говорил П.Ф. Бесцер. — Бесценным алмазам наших будущих достижений — а я лично не сомневаюсь, что таковые появятся уже в самое ближайшее время — необходима адекватная оправа!
— Пал Федорыч, нельзя ли попроще? — попросил грузный мужчина в толстовке, сидевший в Президиуме (И.А. Рагозин — ред.).
— Что ж, можно и попроще, Иван — если не ошибаюсь — Андреевич, — у Бесцера давно были трения с простоватым представителем горкома. — Предлагаю пока не зацикливаться на немедленном заполнении уже построенных павильонов.
— На чём же прикажете тогда «зацикливаться»?
— В сложившейся ситуации единственный, на мой взгляд, выход — уделить приоритетное внимание строительству такой ключевой части будущей выставки, как статуи и фонтаны.
— Мы уже думали об этом, Пал Федорыч, — тихо произнес председатель Президиума, профессор А.С. Волохов. — У вас есть еще соображения?
— Да. Мне кажется, можно уже подумать и об особом символе экспозиции. Скажем, пусть это будет некое концентрированное пластическое воплощение идеи народных достижений.
— Как? — переспросил Рагозин.
— Концентрированное пластическое воплощение идеи народных достижений, — медленно повторил Бесцер.
Данная дискуссия получила свое продолжение уже через месяц, когда московское руководство объявило творческий конкурс на создание проекта специальной скульптуры — символа выставки. На конкурс было предложено более шестисот (!) эскизов, среди которых, по мнению жюри, выделялись «Девушка с веслом» Самохина, римейк «III-го Интернационала» В. Татлина, «Трактористы» молодого уральского художника Муховца и инсталляция «Наше дело правое» группы И.В. Жолтовского. Однако ни одна из этих работ не удовлетворяла высоким требованиям, диктуемым ситуацией. Работа над символом, казалось, зашла в тупик. Но в 1937 году, при закрытии Советской экспозиции на Всемирной выставке в Париже произошло одно из тех счастливых недоразумений, которые и определяют подчас ход истории.
Случилось так, что французские власти не были готовы оставить в черте Парижа 25-метровую скульптуру, венчавшую Павильон СССР. Буржуазное сознание местных рантье и фабрикантов отказывалось принять изображение рабочего и колхозницы, держащих в руках символы освобождённого труда. Откликнувшись на ноту протеста Версаля, советское постпредство решает вернуть подаренный было городу монумент на родину. «Французы депортируют трудящихся», — не замедлил отозваться на это событие рупор местных коммунистов газета «Юманите».
Разобранная на части и тщательно упакованная в опилки уже осенью скульптура была доставлена в Москву спецпоездом. Однако МИД, ответственный за транспортировку, по прибытии состава в столицу посчитал свою функцию выполненой и монумент попал в распоряжение начальника станции «Фрезер» М.М. Иконникова. Сопутствующие документы вскоре отправили Главному архитектору города с запросом о месте новой установки, и буквально через полтора месяца с нарочным пришла лаконичная депеша: «Немедленно переправляйте на ВДНХ!».