* * * * *
Замковый комплекс местных властителей полностью покрывал немаленькую шапку высокого холма, выбранного несколько тысячелетий назад Первым Тартисом. В своем современном виде Дом (как его по-простому называли обитатели) был построен задолго до конца Третьей Эпохи; тогда в Империи еще правили Императоры, а элрави не делились на Темных и Светлых. Потому сторонний наблюдатель и сейчас видел черные мрачные башни по соседству с белоснежным дворцом, окоем крыши которого оказывался сплошь покрыт игривыми завитушками.
Недоброжелатели Семьи осмеливались даже заявлять, что все Тартисы слегка безумны, поскольку невозможно вырасти в столь дисгармоничном месте и остаться нормальным человеком. Филиппе Лодерт недоброжелателем не был и на этот счет никакого определенного мнения не имел, ему странные несоответствия окружающих зданий даже нравились; особенно, когда в легкомысленном дворце, словно принадлежащем сказочному принцу из Светлой династии, оказалось великолепное пыточное подземелье с обилием потайных ходов. Впрочем, как полагала вся Империя, сам Филиппе был уже давно и прочно не в себе.
Сейчас Лодерт мурлыкал себе под нос старую шуточную песню о том, как глупый дракон пытался понять, чем человеческие мужчины и женщины отличаются друг от друга. Пальцы мага с привычной сноровкой вырезали из кусочков коры руны: гадание получалось лучше всего именно в полнолунье, но ни в коем случае ни под светом луны. Филиппе не знал, почему, и не задавался ненужными вопросами. Раз так, значит, так. А подземелье Тартисов подойдет ему просто замечательно.
Шесть рун, как положено. Филиппе даже смазал каждую своей кровью, хотя это было не обязательно. Улыбаясь, с глазами, сияющими золотом в свете факела, полной горстью бросил руны. Они рассыпались вокруг него изящным полукругом. Он поднимал и переворачивал их одну за другой, вглядываясь в рисунки: Жизнь, Смерть, Бог, Опасность, Враг, Сила. То же самое, что вчера, и позавчера, и три дня назад - с того момента, когда он впервые загадал на пропавшего Дарена.
Лодерт поднялся с колен, не отрывая взгляда от рун. Какое-то время постоял так, покачиваясь на каблуках, потом кивнул самому себе, сгреб деревяшки в карман плаща, и, сняв со стены факел, пошел дальше, вглубь подземелья.
И друзья (из разряда «союзники»), и враги одинаково полагали Филиппе безумцем, но, если и так, то его безумие было самого опасного рода: безумие одержимого фанатика, уверенного в собственной правоте.
По меркам магов Лодерт был еще очень молод - ему едва исполнилось сорок лет. Настоящую войну со Светлыми он не захватил и искренне сожалел об этом всю жизнь. Ведь на войне можно убивать открыто и получать почет и признание, а не суровый выговор Повелителя за плохо заметенные следы.