А за её спиной хозяйка квартиры говорила:
— Это ещё, считай, повезло! Самого вынесли и флигель спасли.
«Спасли флигель, — думал Саня, — значит, ничего страшного больше не будет? Будет или не будет?». Но спросить об этом у взрослых он не решался.
Во дворе причитала тётя Таня Веденеева, нижняя соседка Сани. Возле неё стояли наспех одетые люди. Отец по другой лестнице убежал вниз и теперь тоже был где-то там, на взбудораженном, освещённом непривычными огнями дворе.
— А ей-то чего убиваться, — сказала хозяйка квартиры. — Всего лишь пол прогорел. Вещи целы.
По её словам выходило, что от этого пожара жильцы флигеля только выиграли. «Ну и ну, — думал Саня, — ей бы так».
Он обернулся. Рядом с хозяйкой квартиры стояла девочка Поля. У неё по щекам ползли слёзы.
— А где твои ботинки? — спросила она.
— Где, где, на пожаре, — грубовато ответил Саня и снова стал смотреть в окно. Во двор, и без того загромождённый машинами, въезжала ещё одна — с красными крестами. Её вызвали для старика Рюмина, который сидел посреди газона на уцелевшем стуле.
— Старика теперь — в дом хроников, — сказала Полина мама.
Саня обернулся, метнул на неё гневный взгляд и тут опять встретился с глазами девочки Поли. Он обнаружил, что стоит рядом с какими-то ботинками и отпихнул их босой ногой. Но она не обиделась.
— А где твоя одежда? — спросила Поля. — Ты что, будешь ходить в одном одеяле?
— Спасли наш флигель, не видишь? — грубо сказал Саня. Он и сам не понимал, почему ему хотелось грубить. Он задёргал маму.
— А нашу квартиру заливали?
— Слава богу, не заливали, — ответила мама.
Тут вернулся отец. Только теперь Саня увидел, что он был в надетом прямо на майку пиджаке и в ботинках на босу ногу.
— Ну, пошли домой, — возбуждённо сказал он. — Погостили — и хватит. Хозяевам спасибо.
— Приходите ещё, — сказала Полина мама, запирая за нами дверь.
«Как бы не так», — подумал Саня.
В их квартире всё ещё стоял дым. Отец прошёл сквозь него и раскрыл окно. Вдвоём с мамой они стали размахивать полотенцами. Саня размахивал своей рубахой. Дым быстро улетучился.
— Чуете? — спрашивала мама, втягивая в себя воздух. — Дыма вроде и нет, а запах горечи остался. Спать тут нельзя, угорим.
— Так в чём дело, — сказал отец, — одевайтесь по-людски, пойдём погуляем.
Они надели горько пахнувшую одежду и ушли, оставив окно открытым. Они спускались по мокрой и закопчённой лестнице, мимо разорённых, распахнутых настежь квартир. Ни в одной из них люди, конечно, не спали.
В самом низу, где висели почтовые ящики, они остановились. От нижней ступени до порога стояла вода.