Челси, словно зачарованная, слушала исповедь матери, вполне связную, разумную и убедительную. Банни была так поглощена собственным рассказом, что, казалось, не замечала пристального взгляда дочери.
– Я так любила Фрэнка, но после твоего рождения он изменился. Ни о ком не думал, кроме тебя. Ненавидел мою работу и считал, что я должна оставить кино, сидеть дома и ухаживать за тобой. Не выносил Голливуд и все время говорил о возвращении в Сан-Франциско. Наверное, скучал по дому, – тихо продолжала она, останавливаясь, только, чтобы высморкаться и вытереть глаза. – Я знала, что он рано или поздно уйдет от меня.
Замолчав, она взглянула в глаза дочери и увереннее, уже не так печально продолжала:
– Мужчинам нельзя доверять, Челси, ни одному, никогда. Так или иначе, стоит только мужчине получить все, чего добивался, он попросту устает, – и вот ты уже остаешься одна-одинешенька в этом мире, совсем как мама… когда отец нас бросил. – И, самодовольно усмехнувшись, добавила: – А знаешь, папочка вернулся, когда узнал, что я стала звездой.
– Правда? Когда это было? – с любопытством спросила Челси, никогда не слышавшая эту историю.
– О да, – с горечью объяснила Банни, – ублюдок пытался ухватить кусок пирога, да побольше. Смылся и плевать ему на то, что с нами будет, а когда я пошла в гору, папаша приполз, как паршивая пиявка. Все норовил высосать побольше «зелененьких». Принес куклу, дешевую, уродливую… А у меня была целая комната дорогих игрушек. Сказал, что любит меня, да только уж я-то его знала! Успех он мой любил, да еще денежки. Мама разрешила ему поговорить со мной, позволила именно мне сказать ему, чтобы убирался и никогда-никогда больше не смел возвращаться!
– И тебе не было больно, мама? Банни на несколько секунд задумалась.
– Не помню. Все это напоминало сцену из фильма. Я сердилась, топала ногами, дулась и указывала ему на дверь – совсем как велела мама, – сказала она, но тут ее голос оборвался, и Банни снова заплакала.
Они снова поменялись ролями, и теперь настала очередь Челси привычно утешать рыдающую мать, хотя девушка не переставала удивляться внезапному выходу Банни из башни молчания, в которой она была заточена все это время.
– Скажи, мама, скажи, как все было, когда отец ушел от нас, – мягко, ободряюще попросила Челси.
– Она знала, что я боюсь. Мама всегда знала, что у меня в душе. Она обещала мне избавиться от Фрэнка раз и навсегда и сдержала слово. С того дня, как он покинул дом, она никогда ни словом не упомянула его имя. Никогда. Словно Фрэнк исчез с лица земли. Мама могла все. О Боже, что теперь со мной станется? Как я буду без нее? – запричитала Банни. Но дочь не встревожилась: слишком часто она видела слезы матери, чтобы придавать им значение.