– Знаю, дорогая, но теперь твое место рядом с мужем. Не отвергай прекрасного человека, как это сделала я. Учись на ошибках матери, – с искренней теплотой посоветовала Банни. В этот момент Челси любила мать больше, чем когда бы то ни было в жизни.
Оставшись одна, Челси позвонила Уилсу, чтоб сообщить о скором приезде и энергично начала укладывать вещи.
Менее, чем через неделю она наконец была готова начать новую жизнь.
– Мама, обещай, что, как только кончатся съемки, приедешь к нам. Мне так хочется показать тебе Эшфорд! Тебе там понравится, – попросила Челси, целуя на прощанье мать.
– Постараюсь, дорогая, но ты же знаешь, при такой сумасшедшей работе, как моя, очень трудно давать обещания. Будь счастлива, родная, – прошептала Банни, и губы ее слегка задрожали.
Хотя глаза матери увлажнились, она держалась стойко и не заплакала.
– Мама, по-моему, мы обе выросли, – сказала Челси, в последний раз обнимая мать и прижимая к себе, прежде чем направиться к трапу самолета.
На следующий день после отлета Челси в Лондон, Хилда с утра приехала к Банни. Дверь открыл Кларк.
– Доброе утро, Кларк. Я знаю, еще слишком рано, но вчера вечером звонила Банни и попросила, чтобы я заехала за ней.
– Она предупредила, мисс Маркс, и настоятельно просила не будить до вашего прихода.
– Нет, правда? Ну что ж, придется стащить ее с постели. Попросите Каталину сварить кофе. Сегодня первый день работы, и я вовсе не желаю опаздывать! – объявила Хилда, взбегая по ступенькам.
Постучав и не дождавшись ответа, она потихоньку вошла в спальню.
– Рано утром поднимайся, за работу принимайся. Вставай, дорогая, тебя ждут великие дела, – пропела она и, подойдя к окну, подняла жалюзи.
Луч света упал на заставленный косметикой туалетный столик Банни. Хилда заметила прикрепленный скотчем к зеркалу розовый конверт и, заинтересовавшись, подошла ближе. Письмо было адресовано лично ей. Ледяные пальцы страха сжали сердце Хилды. Она одним прыжком оказалась у кровати и уставилась на неподвижную, распростертую на постели фигуру. Хилде не нужно было прикасаться к телу, пытаться разбудить «спящую», чтобы понять: Банни Томас никогда больше не проснется. Пустые пузырьки, разбросанные по столу, были немыми свидетелями последних минут жизни звезды.
Ошеломленной Хилде все стало ясно. Банни так и не выросла. Чуда не свершилось. Она играла, Боже мой, играла…
Хилда дрожащими руками открыла конверт и начала читать последние слова Банни:
«Дорогая Хилда!
Простите за то, что выбрала вас на роль зрительницы моего последнего спектакля, но вы сами говорили, что на долю агента всегда выпадает самая грязная работа. Передайте Челси, чтобы не грустила. Я поступаю так, потому что не могу иначе. Когда скончалась мама, умерла и я. Без нее такого человека, как Банни Томас, не существует. И никогда не существовало.