– Он пообещал мне, – прошептал интендант, – что я не выйду отсюда живым!..
Неужели испанец был прав? Неужели заранее знал, что он будет отомщен, а Пейроль обречен на страдания?
И Пейроль вспомнил об Авроре де Невер и донье Крус и задался вопросом: замурованы ли они, подобно ему, развалинами Пенья дель Сид, или же (если судить по обвинениям, брошенным ему в лицо доном Педро) спаслись, прибегнув к помощи старика? «Может, они погибли, – размышлял он, – и тогда я возблагодарю случай за то, что мне не пришлось разделить их судьбу. Принц ни в чем не сумеет меня обвинить… Но, может, им удалось бежать? Тогда я скажу ему, что, рискуя собственной жизнью, я пытался расстроить побег, и не моя вина, что я не умер, как рассчитывали наши враги».
Эти мысли вернули Пейроля к его нынешнему плачевному положению, и он с тоской прошептал:
– Какого черта я беспокоюсь об этих девицах, когда моя собственная жизнь висит на волоске, который в любую секунду готов оборваться?!
Долгое время он лежал неподвижно, обреченно ожидая, что окружающее его непрочное сооружение вот-вот рухнет от легкого дуновения ветра или же под тяжестью собственного веса.
…Внезапно внимание его привлек стук копыт, гулко цокавших по вымощенному брусчатым камнем двору.
Он изогнулся и в просвет между двумя балками увидел оседланную лошадь без всадника. Может, она ждала Пейроля, полагая, что тому удастся выбраться из своего чудовищного саркофага?
С появлением животного фактотум приободрился и даже несколько воспрянул духом: он вдруг осознал, что надо пренебречь опасностью и непременно попытаться выбраться отсюда. В случае неудачи его ждет смерть, но бездействие грозит тем же, значит, надо использовать любой шанс.
Осторожно, сантиметр за сантиметром, он стал отодвигать от себя бревна, камни и штукатурку, которыми был засыпан.
Немедленно раздался зловещий треск ломающегося дерева; бледный, в холодном поту, интендант замер и затаил дыхание. Шаткий свод пришел в движение и медленно осел, едва не придавив Пейроля.
Положение его становилось поистине критическим: теперь он мог лишь слегка приподняться на одной руке, чтобы другой прокладывать себе путь. Спасение его зависело лишь от быстроты его действий.
Расчистка завала в столь неудобной позе поначалу показалась ему совершенно невозможной, и он даже принялся звать на помощь. Но волнение его было так велико, что, сколько он ни кричал, из горла его не вырывалось ничего, кроме приглушенных хрипов, напоминавших лай полузадушенной собаки.
Его виски словно стянул железный обруч; Пейроль почувствовал, как кровь прихлынула к его сердцу; и он, побуждаемый древним животным инстинктом самосохранения, отчаянно рванулся вперед, забыв обо всем на свете и страстно желая выжить.