Именно для таких мгновений существует в народе весьма точное обозначение: "Тихий ангел пролетел". И применительно к данному моменту эти красивые слова показались мне не просто фразой.
Нарушил это благолепие вновь Петр Анатольевич. Оказалось, что у него в запасе имеется еще одна новость, и он вручил нам ее, что называется на сладкое:
- Да, чуть было не забыл, - тихо и вкрадчиво, дабы не нарушить атмосферы, сказал он, - постоялый двор, на котором все произошло (он деликатно избегал всякого упоминания о гибели Александра) - сгорел.
- Когда? - спросила я.
- В самый день вашего ареста, не правда ли - удивительное совпадение?
Таким образом еще одна, на этот раз последняя новость прозвучала в этот вечер, вернее, ночь, потому что в момент ее произнесения за окном прокричали первые петухи, а на нашем столе с треском и брызгами агонизировали, предчувствуя скорый рассвет, очередные свечи.
- Пора ложиться спать, - подытожила Ксения Георгиевна общее ощущение и была совершенно права, поскольку в любой компании, даже самой замечательной, наступает момент, когда нужно отдохнуть друг от друга. И просто-напросто выспаться. И мы охотно подчинились ее мудрому распоряжению.
Я отправилась к себе в комнату и, несмотря на обилие новостей, заснула крепким здоровым сном, а когда проснулась - за окном уже вовсю светило солнце, лаяли собаки и пели птицы. Новый день приветствовал меня традиционными, знакомыми с детства деревенскими звуками.
Нужно было привыкать к новой реальности, в которую своими ночными рассказами перенес нас Петр Анатольевич. По-другому не скажешь. Во всяком случае, именно так воспринимала произошедшую метаморфозу я. Это был совершенно новый, непознанный мною мир, освоить который мне было необходимо, если я хотела продолжать в нем относительно благополучное существование. Что уже после первого с ним соприкосновения представлялось мне далеко не простым делом.
Как ни странно, было еще очень рано, хотя по моим ощущениям - я спала целую вечность. И очень удивилась, узнав от прислуги, что и Ксения Георгиевна и молодой барин еще "почивать изволят". А когда, наконец, и они выбрались из объятий Морфея, я уже успела передумать столько всякого разного, что самое время было отдохнуть. Что я и сделала, заговорив на совершенно посторонние, не имеющие никакого отношения к нашим ночным пересудам темы, чем явно обескуражила своих друзей. Им казалось, что ни о чем другом я думать уже не в состоянии.
Поэтому мои шутки и смех они воспринимали почти болезненно, и время от времени я ловила на себе их подозрительные либо сочувствующие взгляды, что меня чрезвычайно забавило.