Культура времен Апокалипсиса (Парфрей) - страница 330

В Финляндии книги Линколы — бестселлеры. Очевидно, что остальной мир не способен переварить предложенное им лекарство, что подтвердилось после того, как в Wall Street Journal в 1995 году вышла статья, посвященная Линколе. От христиан подставь-другую-щеку, любящих матерей и прочих благодетелей в редакцию пришли сотни писем, наполненных ненавистью и негодованием. Один из читателей заявил, что «истинные поборники сокращения населения должны подать всем пример, начав его с самих себя». Ответ Линколы оказался более разумен: «Если бы существовала такая кнопка, нажав которую я пожертвовал бы собой, унеся миллионы жизней, я бы сделал это не раздумывая».

Нижеследующее — первый серьезный текст Линколы, переведенный на английский. Это глава из его книги 1989 года «Johdatus 1990 — luvun ajatteluun».

Майкл Мойнихэн


Что есть человек? «О, кто ты, человече?» — вопрошали поэты былых времен. Человек может быть определен произвольным количеством способов, но если мы хотим выразить самую главную его характеристику, мы можем сказать всего два слова: слишком много. Меня слишком много, вас слишком много. Нас пять миллиардов — абсурдное, ошеломительное число. И оно продолжает увеличиваться… С учетом пищевых требований и производимых отходов, биосфера Земли способна поддерживать популяцию пяти миллионов крупных млекопитающих нашего размера таким образом, чтобы они существовали в собственной экологической нише как один из множества видов — без посягательства на изобилие прочих форм жизни.

Есть ли смысл в таком количестве, приносит ли оно какую-то пользу? Что за важнейший вклад вносят в мир сотни человеческих обществ, не отличимых друг от друга?.. А сотни идентичных сообществ внутри этих обществ?.. Неужели есть смысл в том, что в каждом маленьком финском городке можно наблюдать один и тот же набор мастерских и магазинов, одинаковые мужские хоры и муниципальные театры? И все они отягощают землю своими фундаментами и асфальтом улиц. Будет ли нанесен биосфере — или даже самому человечеству — урон, если область Аанекоски исчезнет с лица Земли, а на ее месте будет беспорядочная и многообразная мозаика естественного ландшафта, где будут обитать тысячи видов и чьи склоны, покрытые девственным лесом, будут отражаться в мерцающей поверхности озера Кумоярви? А станет ли это действительно потерей, если с карты исчезнет кучка городов — Иливьеска, Куусамо, Лахти, Дюсбург, Ефремов, Глостер, — а место их займет дикая природа? А как насчет Бельгии?

Какую пользу приносит Иливьеска? Вопрос не слишком оригинальный, но существенный. И единственный ответ заключается, вероятно, не в том, что существование таких мест бессмысленно, а скорее в том, что смысл ему придают горожане, живущие в Или-вьески. Я веду речь не только об удушении жизни, вызванном демографическим взрывом, не только о том, что жизнь и дыхательный ритм Земли умоляют о плодородных зеленых оазисах, крайне необходимых им повсюду, где только нет человека. Я говорю также о том, что, разрождаясь такими огромными, производящими отбросы толпами, человечество душит и позорит собственную культуру — личностям и сообществам приходится судорожно искать «смысл жизни» и самоутверждаться через мелкие, детские споры.