Он на цыпочках подкрался к двери и остановился, прислушался. Сердце его неистово колотилось. Он слышал только глухие удары у себя в груди да тоненький голосок Жоржа, все еще плакавшего в гостиной.
Тут над самой его головой опять раздался звонок, и он весь затрясся, как от взрыва; он нащупал замок, задыхаясь, изнемогая, повернул ключ и распахнул дверь.
Жена и Лимузен стояли перед ним на площадке.
Она сказала с удивлением, в котором сквозила некоторая досада:
- Ты уж и двери сам открываешь. А Жюли где?
Ему сдавило горло, он часто дышал, силился ответить и не мог произнести ни слова.
- Ты что, онемел? Я спрашиваю, где Жюли? Он пробормотал:
- Она.., она.., она ушла...
Жена рассердилась:
- Как ушла? Куда? Зачем?
Он понемногу оправился и почувствовал, как в нем закипает острая ненависть к наглой женщине, стоящей перед ним.
- Да, ушла, ушла совсем . Я ее рассчитал..
- Ты ее рассчитал?.. Рассчитал Жюли?.. Да ты в уме ли?..
- Да, рассчитал, потому что она надерзила и потому.., потому, что она обидела ребенка.
- Жюли?
- Да... Жюли.
- Из-за чего она надерзила?
- Из-за тебя.
- Из-за меня?
- Да... Потому что обед перестоялся, а тебя не было дома.
- Что она наговорила?..
- Наговорила.., всяких гадостей по твоему адресу... Я не должен был.., не мог слушать... - Каких таких гадостей?
- Не стоит повторять.
- Я хочу знать!
- Она сказала, что такой человек, как я, на свою беду, женился на такой женщине, как ты, - неаккуратной, ветреной, неряхе, плохой хозяйке, плохой матери и плохой жене...
Молодая женщина вошла в переднюю вместе с Лимузеном, - тот молчал, озадаченный неожиданной сценой. Она захлопнула дверь, бросила пальто на стул и, наступая на мужа, раздраженно повторила:
- Ты говоришь.., ты говоришь.., что я...
Он был очень бледен, но очень спокоен. Он ответил:
- Я, милочка, ничего не говорю; я только повторяю слова Жюли, ты ведь хотела их знать; и позволь тебе заметить, что за эти самые слова я и выгнал ее.
Она дрожала от безумного желания вцепиться ему в бороду, исцарапать щеки. В его голосе, в тоне, во всем поведении она уловила явный протест, но ничего не могла возразить и старалась перейти в наступление, уязвить его каким-нибудь жестоким и обидным словом.
- Ты обедал? - спросила она.
- Нет, я ждал тебя.
Она нетерпеливо пожала плечами.
- Глупо ждать после половины восьмого. Ты должен был понять, что меня задержали, что у меня были дела в разных концах города.
Потом ей вдруг показалось необходимым объяснить, на что она потратила столько времени. Пренебрежительно, в нескольких словах рассказала она, что выбирала кое-что из обстановки, очень, очень далеко от дома, на улице Рен, что, возвращаясь уже в восьмом часу, встретила Лимузена на бульваре Сен-Жермен и попросила зайти с ней в ресторан перекусить, - одна она не решалась, хотя и умирала с голоду. Таким образом, они с Лимузеном пообедали, хотя вряд ли это можно назвать обедом - чашка бульона и кусок цыпленка, - они очень торопились домой.