После убытия ЖЛ в столицу наш тихий триумвират удалялся в пристроечку, где находилось стойло для барана и там, на скошенной мной же мураве, примащивался в свое полное удовольствие. Холодная, как Сибирь, водочка, духовитая закуска, задушевные беседы под лучами вечного светила, пробивающего через открытые оконца, что может быть приятнее?
— Хорошо сидим, — говорил рыжий латыш Мурмулис. — Как в детстве.
— За детей, — поднимал стакан Евтюхин, усами похожий на запорожского казака, — но растущих на чужих грядках жизни.
— Вот только про детей не надо, — хныкал я. — Ни о каких.
Сотоварищи смеялись, зная мои прошлые проблемы, и мы продолжали праздник, который всегда с нами. И вот однажды к нам присоединился молодой муж ЖЛ. Каким ветром его задуло в пристроечку, трудно сказать. Видно, хотел проведать родное одноименное животное.
Мы ему, человеку, обрадовались и налили стакан, чтобы баловник фортуны был ближе к нуждам собственного народа. Через четверть часа мы клялись в вечной любви. На все это безобразие взирал баран Fill, с философской меланхоличностью пережевывающий травянистую жвачку.
Трудно сказать, в какую дурную головушку пришла мысль постричь несчастную тварь, но она пришла, эта мысль, и с ней надо было что-то делать.
— Смастерим стрижку Филлу, — сказал Евтюхин, — но художественную.
— К-к-какую? — решил уточнить молодой муж ЖЛ.
— Художественную, — повторил охранник Мурмулис. — Чтобы красиво. Будет типа п-п-пуделя.
— Типа п-п-пуделя! Тогда давайте! — разрешил супруг примадонны. Мамочка любит, чтобы красиво.
Мы выпили за Мамочку, которая не только типа пела, но и хорошо кормила нас, обормотов, и я взялся за садовые ножницы, поскольку других под рукой не оказалось. Почему именно я взялся стричь животное? Так решил коллектив: баран та же лужайка, только на ножках. И это было верно в принципе, но неверно по сути. Животное вредничало и не желало выступать в качестве пуделя, хотя я и старался придать Fill`у художественный вид.
— Это кто? — спросили меня, когда я закончил мучения.
Я хватил стакан водки и более внимательно осмотрел тварь дрожащую:
— Это пудель, — признался, — но в шкуре овцы.
— Интересно, — задумались мои товарищи. — А где баран?
То есть выпили мы много, но друг друга понимали плохо.
— Это надо побрить, — предложил я тогда. — Модно и снимем все вопросы.
— Давайте, — махнул рукой утомленный нашим обществом супруг ЖЛ. Ма-ма-мочка любит, чтобы модно.
Как мы все вместе брили барана, то история отдельная. Во-первых, мы залили ему в глотку бутылку водки для общей анестезии, во-вторых, все разом сосредоточились, а в-третьих, проявили гуманность и цирюльничали исключительно немецкой электрической машинкой «Brayn».