«Используются и такие приемы: политрук Иванов становится резидентом китайской разведки Цу Сяо. Вообще Ивановых и Иванов Ивановичей Андрей Амальрик явно не жалует. В самом начале пьесы „Конформист ли дядя Джек?..“ критик пересказывает содержание одной из пьес дяди Джека: „Действие первое: Цирлин насилует Ципельзона… Действие второе: Ципельзон насилует Цирлина… Действие третье: Цирлин и Ципельзон насилуют друг друга… Действие четвертое: жопа Ивана Иваныча переезжает в новые рабочие кварталы…“ Можно было бы и не цитировать эту мерзость, но в абсурдности ее скрыт определенный смысл… В эту пьесу Амальрик вплетает так называемый „еврейский вопрос“.
Будучи малограмотным во всех отношениях, он и тут ничего вразумительного сказать не может. Но ему важно одно — бросить читателю грязненький подтекст, плеснуть мазута на угольки. С одной стороны выставить идиотами Ивановых, а с другой — поразглагольствовать о Ципельзонах. Всему этому беспрецедентному издевательству над русской историей, над Ивановыми, Иванами Ивановичами — своего рода символами России — трудно даже найти определение». И, превратив жопу Ивана Ивановича в символ России, рецензент заканчивает: «Как бы Амальрик ни маскировал свой „еврейский вопрос“ — уши торчат».
— Боюсь, что рецензент потратил свой запал зря, писатель я или не писатель, но я не еврей, — сказал я Киринкину. КГБ очень деятельно искал у нас еврейских предков, у Убожко — несмотря на украинскую фамилию — нашли дедушку-еврея, у меня же никого, и остановились на том, что если я по крови не еврей, то еврей по духу — «уши торчат». На вопрос, зачем вообще в дело включены «Норманны» и пьесы, которые мне в вину не ставятся, Киринкин пояснил: «Для характеристики личности. А рецензия для того, что если вы начнете на суде говорить, что историк или писатель, то вот у нас наготове есть компетентные рецензии, что вы ни то, ни другое».
В трех последних томах было несколько вырезок из советских и иностранных газет, распечатанный КГБ радиоперехват передач Радио «Свобода» обо мне, письма — на мою корреспонденцию арест был наложен в марте, а также многочисленные протоколы допросов и постановлений. В частности, постановление о выделении в отдельное дело по ст. 70 изъятых у меня при обысках «Двадцати писем к другу» Светланы Аллилуевой, «Все течет» Василия Гроссмана, «Мой дядя убил Михоэлса» Владимира Гусарова, «Трех отношений к родине» Владимира Осипова, сборника писем к Павлу Литвинову и «Похождений Вани Чмотанова» неизвестного автора. В конце концов было вынесено постановление дело по ст. 70 прекратить из-за недоказанности того, что я «распространял» эти книги, а сами книги сжечь — если книги действительно сжигают, а они не идут в архивы КГБ, то не на уличных же кострах, как в нацистской Германии, а есть, вероятно, специально отведенное место и исполнитель на скромном жаловании.