Духотища образовывающаяся в амбаре под конец действа, казалось, позволяла вешать в воздухе не то что топор, а целую вязанку топоров. С ребят, которые выступали в кольчугах, переделанных для них Лавром из всякого старья, и войлочных поддоспешниках, пот лил ручьями. Но воинское учение – есть воинское учение, дед в этом вопросе был беспощаден. Зрители тоже прели в шубах и тулупах, так что по степени «ароматизации» Никифоров ладейный амбар запросто мог соперничать с настоящим цирком.
* * *
Утром пятого дня дед объявил Мишке, что Никифор выполнил обещание и сегодня купцы идут к епископу просить, чтобы скоморохов гнали с торга, а вместо них разрешили представлять воинское учение.
– Только вот сомнительно мне что-то, Михайла: не дай бог, придут попы представление смотреть, а там такое же, как вчера, учинится. Под конец, я думал, амбар развалят!
– Дядька Никифор обещал, что специально народ поспокойнее пригласит, с детьми, с женами, и разносить ничего крепче кваса не будут. И об заклад биться тоже не будут. А я Кузьку накрутил, чтобы не кривлялся. И вот еще что, деда, в конце представления я тебя в круг приглашу: посмотрите, мол, вот сотник Кирилл, который смену христолюбивому воинству готовит, – наш учитель и благодетель. Ты приоденься, меч на пояс повесь, ну и прочее… Да что я тебе рассказываю, ты же при княжеском дворе бывал, все лучше меня знаешь.
– Знаю, конечно. Посмотрим, кто кого сегодня сильнее удивит.
– Это ты о чем, деда?
– А вот увидишь. Кхе!
Дед как в воду смотрел: на очередное представление заявилась «идеологическая комиссия» с епископского подворья во главе с самим секретарем епископа иеромонахом Илларионом – горбоносым греком с военной выправкой и надменным выражением лица. Черноглазый, с черными, как смоль, волосами и остроконечной бородой, он, в соответствии с киношными стандартами, больше годился, как типаж, в слуги дьявола, а не Бога, но выбирать, разумеется не приходилось.
Прибыл Илларион со свитой из четырех монахов, немного постоял перед входом, скептически оглядывая ладейный амбар и обмахивая сложенными перстами подходящих под благословение купцов с семьями.
Никифор стелился перед высокими гостями мелким бесом, платы за вход, разумеется, не взял, усадил на лучшие места, собственноручно притащил поднос с кувшином кваса и угощениями. Зрители чинно рассаживались по лавкам, усаживали жен, шикали на детей. Оркестр задушевно выводил:
Ночь коротка,
Спят облака,
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука…
Мишка выехал на арену, прокричал обычное:
– Мы не скоморохи, а ученики славных воинов… – но закончил нетрадиционно: