– «От людей – рукою Твоею, Господи, от людей мира…»
Мишка повернулся к Пашке и вперился взглядом в его растерянную рожу.
– «… сыновья их сыты, и оставят остаток детям своим».
Пашка, казалось, был готов удариться в бега, во всяком случае, сдвинулся так, чтобы заслониться от Мишки телом матери.
– «А я в правде буду взирать на лице Твое; пробудившись, буду насыщаться образом Твоим».
– Аминь!
Похоже, необходимый эффект был достигнут. Сценарий Никифора сломан, сторона обвинения приведена в некоторое замешательство. Можно было попытаться взять инициативу в свои руки.
– Ваша честь! – Мишка снова поклонился деду. – Негоциант Никифор из Турова сослался на обычаи пращуров наших. Конечно же все мы память и обычаи предков чтим! Но суд наш правит княжеский сотник, а потому: может ли он судить иначе, нежели по Русской Правде князя Ярослава Владимировича Мудрого? Если я ошибаюсь – прости великодушно, если я прав – прошу указать негоцианту Никифору на его ошибку.
– Кхе! Нйкифор, ты ж ведь не супротив Русской Правды?
– Как можно! Винюсь, Корней Агеич, оговорился!
«Браво, сэр, обвинение поставлено в положение оправдывающегося! Dura lex, sed lex! Продолжаем!»
– А в Русской Правде сказано: «В смерти волен только князь». Если ты, Никифор Палыч, говоришь о казни, значит, этому судии не доверяешь и хочешь, чтобы дело разбирал князь?
– Да о какой казни? Ребенок же! Михайла, ты чего несешь?
– Десятник Андрей! – настырно поправил Мишка.
– Э? Да, десятник Андрей. Никакой казни, и к князю незачем… Подумаешь, мальчишки подрались. Чего там князю разбирать? Если к князю со всякими пустяками ходить…
– Значит, пустяки, мальчишки подрались?
– Ну да… это самое… Нет! Один-то мальчишка – холоп, а второй – мой сын! Дело, конечно, не для княжьего суда, но… Я хозяин, мой холоп провинился, я и сужу. То есть, Корней Агеич. Ты меня не сбивай, Мих… Андрей!
– Хорошо, дело для княжьего суда мелкое. Но все же достаточно серьезное, чтобы обращаться к княжьей власти в лице сотника. Так?
– Да нет же! Корней Агеич, как старший мужчина в семье…
– Значит, суд – чисто семейный?
– Ну да! Мой холоп провинился в доме, чужие люди не замешаны. Да! Суд – семейный!
– Тогда какой разговор о том, чтобы гостей лишать достояния и гнать? Или мы не родственники? Или родственникам, без ущерба для хозяина, нельзя твоим людям на их неверное поведение указать? Приказчику дозволено грубить родне, а родственникам молчать? Если приказчик важнее нас, то что ж ты его за этот стол не усадил? – Мишка указал рукой на стол, за которым восседал дед.
– Ты что несешь, Михайла? Ты как… – Никифор в замешательстве сдвинул шапку на затылок и растерянно уставился на деда выпученными глазами.