Впрочем, в беспространстве Эрик пробыл недолго. Довольно скоро он уже обзавелся нормальным зрением (неясно, правда, какими глазами оно подкреплялось) и даже смутным подобием тела. И вот так, клоком белесого тумана, юноша понесся по струне вдаль, пронизывая стены и скалы, пока не вырвался из Горы, вновь очутившись в бурлящей ограндской мгле, стиснутой между серыми камнями и черными тучами, сотрясаемой Вздохами, пронизываемой молниями.
Поначалу Эрик воспарил над облачным слоем, сверху похожим на бескрайнее снежное поле, сияющее под солнцем девственной белизной, и помчался над нескончаемыми сугробами, из которых лишь кое-где торчали пики самых высоких ограндских гор. Но вскоре его призрачное облачко повлекло вниз, будто оно набухло и потяжелело от влаги, и по сторонам опять замелькал туман, быстро сгущаясь, обретая привычную свинцовую непроглядность. Затем юноша выпал из него в тот же сумеречный, ненастный мир, уже успевший ему наскучить, и тут падение замедлилось.
Словно в давнем полузабытом сне Эрик несся над горной страной, невесомый и бесплотный, пронзая скалы, горы, целые хребты, и, судя поюкорости, уже немалой и все нарастающей, его полет был устремлен не к близкой цели. Другое дело, что Эрик мог туда и не долететь, потому что с каждой секундой, сколько он ни противился, прозрачная его суть делалась плотней, будто Тигр обрастал новой плотью, и проникать сквозь камень становилось труднее. Когда он загустел настолько, что всерьез устрашился застрять в очередной горе, пришлось отклониться от прямой, поневоле удлиняя путь. Вдобавок Эрик словно бы тяжелел, и земля все сильнее притягивала к себе, не позволяя взмыть над вершинами, вынуждая петлять по ущельям или даже скользить по кипящему потоку подобием глиссера.
К счастью, горы делались все ниже, все положе. Затем вовсе остались за спиной, сменившись иной местностью – плоской, почти сплошь поросшей высокой травой либо кустарником, изредка разрываемыми кронами невысоких деревьев. Света вокруг становилось больше, как и красок, необычных даже для Кэнтии. В Огранде время суток почти не имело значения, настолько плотно тучи затянули небо, а тут вполне явственно наступал вечер. Смеркалось быстро, сквозь просветы в белесых облаках прорывались солнечные лучи, мерцая лужах и протоках. А здешний ветер было не сравнить с ограндским.
Эрик и сам не понимал пока, куда ведет эта нить. То есть как всякий Истинный, он представлял географию материка и знал, что к югу от Огранды, куда он направлялся сейчас, в низовьях великой Южной Реки, на тучных и плодороднейших землях благоденствует Тиберия – ныне последний оплот приверженцев Империи, последняя их надежда (если не считать ВК). Но пробраться туда из Кэнтии можно лишь по узкой полосе вдоль нестихающего океана. Потому что между Ограндой и Тиберией, от побережья до побережья, раскинулись непроходимые топи, точнее сказать, непроходимые для огров, но вполне пролазные для болотников-пластунов. И как раз эти непостижимые существа, порождения кошмара, неуловимые и едва приметные, укутанные в плащи из человечьей кожи, стреляющие колючками из своих громоздких гремучих трубок, оставались единственными на материке, кто еще не подчинился Империи. До сих пор они совершали набеги на приграничные поселки либо захватывали обозы, пробиравшиеся к южным провинциям. А затем сразу откатывались в родные болота, оставляя после себя выпотрошенные дома, горящие машины, освежеванные трупы. Преследовать их было бесполезно.