– Доктор! Это Анна Гаскойн. Откройте мне, ради Бога!
Дверь открылась, и появился доктор в ночной рубашке и колпаке.
– Раны Христовы! Что случилось, миледи?
– Там в карете Джон Гилберт. Вы должны мне помочь. Вам единственному в Лондоне я могу доверять. Не отвергайте меня.
– Ш-ш! – сказал он. – Наберите в грудь воздуха, прежде чем у вас начнется истерика и вы упадете в обморок, и расскажите толком, что случилось.
– Он очень болен, – жалобно произнесла Анна. – Вы должны дать ему лекарство, о котором говорили, то, что снимает боль.
– Филиберт, – крикнул доктор сыну, и они оба с трудом вынесли Джона Гилберта из кареты, внесли в каюту и положили на тюфяк в углу.
Анна опустилась на колени возле Джона.
– Может быть, это не то, что кажется, – сказала она, глядя на доктора с надеждой, не желая мириться с фактами.
Доктор положил руку ей на плечо.
– Это чума, миледи. В этом нет никаких сомнений, и очень мало надежды на благополучный исход.
– Умоляю вас, помогите ему, добрый доктор.
Рука доктора крепче сжала ее плечо.
– Я сделаю, что смогу, но вы должны немедленно уйти. Уверен, вы и так пробыли с ним довольно долго. Не хочу быть жестоким, но он, несомненно, умрет. Едва ли выживают трое из десяти.
– Нет, – ответила Анна, – Джонни не умрет. Я не дам ему умереть, если даже мне придется сразиться с самим Господом за его душу.
Доктор Уиндем нахмурился.
– Я хорошо знаю Джона Гилберта. Гордость не позволит ему принять вашу жертву.
– К черту его гордость! – крикнула Анна. – Я обязана ему жизнью. И мой долг его спасти. Если бы не я, он не появился бы в Лондоне.
– Успокойтесь, Анна. Не надо так громко кричать, этим вы его не спасете.
– В таком случае научите меня своему медицинскому искусству, прежде чем уйдете, чтобы я знала, что делать.
– Если это то, чего вы хотите, миледи. Впрочем, готов поклясться, что, прежде чем наступит следующий день, вы будете просить меня дать ему отвар, который дарует вечный сон.
Джон, обнаженный, лежал на тюфяке в каюте, Анна сидела возле него. Она то и дело протирала его горящее в лихорадке тело губкой, смоченной в уксусе и розовой воде. Его лицо, если не считать пепельно-серых кругов под глазами, было спокойным, казалось, он спит и, как только проснется, снова начнет ее ласкать.
Как-то ранним утром констебль заметил красное распятие на двери каюты и в официальном порядке запечатал дверь и окна. Это означало, что никто не имеет права ни входить, ни выходить под страхом смерти. Таков закон. Этот закон был принят Королевским медицинским колледжем лет двадцать назад и обязывал городские власти ему подчиняться.