Видимо, в суть дела она входила так же медленно, как и просыпалась. Пока Комаров объяснял ей, что ему нужны личные дела, пока отказывался объяснять, зачем они ему нужны, пока уверял ее, что он действительно местный участковый, прошло немало времени. Поэтому Костя углубился в изучение почерков работников мелькрупкомбината спустя довольно большой незапланированный срок.
Он даже испугался. Если поиск анонимщика или анонимщицы и дальше пойдет столь медленно, то это грозит поимкой кляузника только к Новому году. К счастью, Фортуне надоело забавляться с новым но-пасаранским участковым и она, лениво зевнув, бросила ему поощрительную кость в виде пожелтевшего от времени листочка, где точно таким же почерком, как и в анонимном письме, с характерными хвостиками у прописных д, з и у было написано: «Прошу принять меня, Белокурову Анфису Афанасьевну…»
– Ну конечно! Как я сразу не догадался! Кто же, кроме нее! – вскочил Комаров, – ну, держись. Сейчас я тебе покажу!
Злости его не было предела. Мало того, что эта истеричная мамаша накатала на него совершенно бредовую жалобу, так она еще и отняла у расследования целых полдня! Ведь не могла же, в конце концов, эта глупая, вздорная бабенка убить? Конечно, не могла! Тем более подругу своей дочери. Или могла? Чтобы эта неблагонадежная подруга не компрометировала ее? А может, Калерия была влюблена в Куроедова и они с мамашей на пару замочили соперницу и ее любовника? Но Калерия не курит «Парламент». Бр-р-р, глупость какая! Ладно, в конце концов, сначала надо разобраться с этой лживой насквозь кляузницей, а потом спокойно возвращаться к делу.
В коридоре Костя налетел на Ивана Васильевича. Тот семенил куда-то, громко бренча, подобно классическому Человеку с Ружьем, старым алюминевым чайником.
– Ой, как вовремя! – обрадовался Иван Васильевич, – а я как раз трюфельками и лимончиком разжился. Сейчас такого чайку сообразим!
– Некогда, – засопел носом Комаров, – вот сейчас придушу одну вашу сотрудницу, а потом можно будет и чайку.
– Э, нет, – внимательно посмотрел на него Смирнов, – так дело не пойдет. Чует мое сердце, что пойдешь сейчас горячку пороть. Пошли, пошли. Остынешь, расскажешь. А то наломаешь дров – обратно не склеишь.
Костя и сам понимал, что в таком состоянии он действительно вполне реально может задушить Анфису Афанасьевну. Поэтому достаточно легко согласился на уговоры старшего товарища.
«Совсем как Виктор Августинович», – с благодарностью сравнивал он, глядя как тот быстро, но несуетливо заваривает чай, накрывает на стол и расправляется с лимоном.