Комаров понял, что если сейчас не оденется и не выскочит из бани, то может расслабиться, потерять бдительность и не успеет встретить гражданок с поднятым забралом. Борясь с искушением, юноша окатил себя холодной водой из бочки, стоящей в углу, и выскочил в предбанник. С трудом натягивая на распаренное, влажное тело чистые джинсы, Костя приметил в темном углу старый керамический кувшин.
– Квас, решил он.
Квас оказался потрясающим. Ледяным, с пузырьками газа и изюминками, с острым и пряным вкусом. Такого кваса Костя еще не пробовал. Такой квас не продавался в желтых городских бочках. Он залпом выпил одну кружку, потом – другую. Видимо, контраст между жаркой парной или катаклизмы сегодняшнего дня сыграли злую шутку с юношей. Предбанник вдруг наполнился мутноватым туманом, в ушах тоненько и противно зазвенело, вещи потеряли привычные очертания и стали растягиваться в самых немыслимых вариациях.
«Отравили», – успел подумать Костя и провалился в бездонную, мягкую темноту.
* * *
Омерзительный, похожий на что-то гадкое запах несанкционировано проник в ноздри, обжег дыхательные пути, заставил содрогнуться в ужасе деликатные легкие Костика. Сознание, вместе со своей составной частью – памятью – потихонечку возвращалось. После обоняния включился слух, тело стало обретать былую материальность, сквозь опущенные веки мягко проникал яркий до боли дневной свет.
– Никуда не денется он от нас, голубчик, – долетел до Кости голос Калерии, – сейчас быстренько поставим на ноги и будет работать, как миленький. Уж этого-то участкового мы так просто не выпустим.
«Калерия, – констатировал Костик, – кто еще?»
– Да уж, – поддержал Калерию смутно знакомый голос, – уж больно хорошенький. Беленький такой, худенький. Обходительный опять же. Мне он тоже нравится.
– Женщины, – не раскрывая глаз начал Комаров, – вы сами не понимаете, какую глупость собираетесь совершить.
– Господи, никак очухивается, – обрадовался голос, – хорошо-то как! Давайте его на кровать перенесем. Там удобнее будет.
– Стойте! – Комаров открыл глаза.
Он лежал на травке возле бани, вокруг стояли три женщины: Калерия, Анна Васильевна и акушерка из ФАПа.
– Неужели и вы тоже? – обратился Комаров к Анне Васильевне, – неужели и вы собираетесь попрать законы высокой и романтической любви?
– Бредит, – констатировала Калерия.
– Это вы бредите, – завелся Костя, – погрязли здесь в средневековой дикости и пытаетесь заставить жить по своим законам всех остальных. А я не буду жить по вашим законам! Я сам установлю здесь свои законы!
– Точно, бредит, – утвердилась в своих мыслях Калерия.