Ну, останови Царский возок! Ну!..
Я бросаюсь наперерез лошадям. Они ржут, встают на дыбы. Кучер натягивает вожжи. Сто-о-о-ой!.. Тпру-у-у-у!..
Ваше Величество, тут попрошайка под ноги коням бросилась! Сумасшедшая, видать!.. Отогнать ее кнутом?!..
Дверь возка распахивается. С приставной лесенки спрыгивает он. Царь Всея Земли нашей, Великия и Малыя и Белыя и Святыя.
Девочка!.. Бедная… Что тебе надобно?..
Царь наклоняется ко мне, маленькой, и я вижу совсем близко его лицо.
Прозрачные синие глаза. Такие же, как мои. Я свои глаза видела в бане, в старом осколке зеркала со стершейся серебряной амальгамой; в зеркале, заляпанном мылом, с прилипшими еловыми и пихтовыми иголками, я увидела свои синие глаза, которые матушка называла ласково «сапфирчики». У Царя такие же. Я улыбаюсь его глазам. Он в ответ улыбается мне, и над его губами я вижу пышные, лихо закрученные усы, усы-усищи, как у котища, и меня обуревает внезапное озорное желание — накрутить роскошный ус на палец и дернуть.
Ах, девонька!.. Дать тебе денежку?..
Царь роется в кармане, вытаскивает из недр одеяния большой и круглый рубль-империал и протягивает мне. Я беру как зачарованная.
Нет, не деньгу мне надо, милый Царь.
Все, что ни пожелаешь!..
Он шире улыбается мне, и я вижу блеск его радостных глаз, блеск его белых, как снег, зубов в улыбке.
Я желаю… я хочу…
Затаила дыхание. Матушка рядом со мной склонилась в поклоне. Не глядит на меня. Думает: ах ты, дерзкая девчонка, к самому Царю пристаешь!.. Что ж с тобой дальше-то в жизни будет?..
А сама довольна: получит, получит доченька Царское благословение.
Царь наклоняется еще ближе и подхватывает меня на руки.
Девочка-девочка, что на меня так смотришь?.. Иди ко мне в дочки!.. Ежели мамка тебя отдаст!..
Его взгляд метнулся на мою мать, согбенную в поклоне.
Она выпрямилась, и Царь отшатнулся, вздрогнул и заслонил лицо рукой.
Они оба застыли в безмолвии. Глядели друг на друга.
Из повозки выскочила сначала одна кудрявая девочка, потом другая, затем третья, четвертая… лица у них горели темным румянцем, глаза синели неистово, за ними слез грустный мальчик в бобровой шубке, глядел на меня, сидящую на руках у Царя, исподлобья.
Дети! Дети! Это ваша…
Кто?!
На лесенке кочевой кибитки показалась дама в манто из голубых норок; манто было распахнуто, и на декольтированной груди мерцали ожерелья из отборного жемчуга Карибских и Антильских островов. Удлиненные глаза дамы удивленно остановились на мне. Царица! Я поняла: она испытывала меня. Она глядела на меня, как глядят верующие в церкви на потир с причастием, на крест в руках священника. Царь крепче прижал меня к себе. Я обняла его рукой за шею и приникла щекой к его усатому лицу.