За два часа запросто можно доехать из Шереметьево-2 до Раменок. Запросто.
По лбу Аллы тек пот. Она вытерла лоб ладонью. Худайбердыев вежливо протянул ей салфетку.
Но если Люба убила своего мужа, кто тогда убил ее?!
Кто?!
— Я не забыла. Просто тяжело вспоминать.
Антиквар склонил голову, как птица, набок.
— Я хочу вас…
«Спасти? Предостеречь? Наставить на путь истинный? Или ты хочешь меня?!»
— …вывести из лабиринта. Мне кажется, вы запутались, Люба.
— Мне кажется, я через три для улетаю в Париж, Бахыт.
— Когда прилетите — будем вести переговоры с Зубриком о продаже вашего Тюльпана?
— Скажите мне правду, Бахыт. — Алла сцепила в пальцах позолоченную ручку фарфоровой чашечки, чуть не сломав ее. — Тюльпан — действительно антикварная вещь? Древняя восточная бирюлька? Или его выковали в подпольных мастерских на Каширке? Что это такое, Бахыт? ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!
— Дорогая моя, — голос антиквара стал маслено-вкрадчивым, углы губ приподнялись, он стал похож на кота. — Если я вам расскажу, что это такое, вы ночь спать не будете. Три тысячи долларов, что вы мне отвалили за экспертизу, вернутся к вам с лихвой. Зубрик берет у вас Тюльпан за миллион долларов. Вы не осознаете это! За миллион, поймите!.. Тридцать процентов — мои, менеджерские, это по-божески. Вам не нужны лишние семьсот тысяч баксов? Вы отказываетесь от денег, Люба?.. — Он помолчал. Алла сжимала в пальцах кофейную чашку с остывшим кофе. — Вы отказываетесь от покоя?
— От какого… покоя?..
— Вы можете очень скоро утомиться от натисков папарацци. Вы их слишком интересуете. Про вас могут сочинить еще Бог знает что. Вас доведут до… не хочу об этом говорить. Мой вам совет: когда будем заключать сделку, поговорите с Зубриком о своем спокойствии. Он теневой человек, профессионал. Он сделает так, что скандальные статьи про вас в прессе перестанут появляться.
Алла увидела себя в зеркале напротив стола. В старинном флорентийском зеркале, ручная работа, шестнадцатый век, цветная инкрустация рамы, чистая амальгама. Из итальянского зеркала на нее смотрела красивая женская полуфигура с лицом смертельно бледным, как маска. Будто ее щеки и лоб кто-то вымазал белой краской.
Она вспомнила Медузу Горгону Ахметова.
Ей захотелось закрыть лицо руками. Она не верила, что Зубрик мог быть дирижером Горбушко. Она не верила, что Зубрик что-то знает про Тюльпан. Она не верила, что он отваливает за него такие немыслимые деньги, за которые на зарубежных аукционах покупают Ван Гога, Рафаэля, Тинторетто, драгоценности Царской короны. Она не хотела в это верить. Этого просто не могло быть.