В протоколе излагалась примерно следующая история: Ужинский отдыхал в одном из своих заведений, вернее — практически в своем, формально еще в государственном. Вернее, не отдыхал, а заскочил глянуть хозяйским оком. Сделал пару замечаний, персонал засуетился, потом сел перекусить. Громко играла музыка, прыгали по залу разноцветные лучи. К нему подсел откуда-то взявшийся молодой человек и затеял странный разговор. Не сказать, чтобы хамил, но говорил с явным вызовом. Ужинский ему отвечал без агрессии, но снисходительно. Молодой человек предложил свои услуги. Ужинский сыронизировал: какие, дескать, именно? Парень назвался Токаревым Артемом, сказал, что может все, а его отец это все легко прикроет. Ужинский отмахнулся, объяснил, что в защите не нуждается, что решил уже этот вопрос. Дискотеку вела Света с радио, она уже раз третий в этом кафе подхалтуривала. Ужинский, улыбаясь, сказал, что проблема у него одна: он такую вот музыку на дух не переваривает, а диск-жокей говорит — модно.
Парень сказал, что переговорит с ведущей, и пошел к ней. Они о чем-то переговорили в этом гвалте, потом он приобнял ее и повел к столику Ужинского, усадил и представил, а потом крепко поцеловал ее в губы. Только спустя несколько минут Ужинский понял, что девушка уже мертвая. Паренек все время улыбался и спросил, дескать, ну что, понравилось, как он вопросы решает? Потом Ужинский ничего не помнил — на него напал столбняк. Паренек куда-то делся. Девушка в конце концов повалилась. Кто-то стал кричать. Потом появилась милиция. Пришедшим милиционерам он что-то говорил, разумеется, от испуга опустив эту историю… Потом… его задержал оперуполномоченный Харламов…
Перемежаемые рыданиями показания Ужинского действительно не противоречили десяткам установленных и перепроверенных фактов и обрывкам косвенных воспоминаний свидетелей.
Боцман, дольше других провозившийся с избитым кооператором, пришел к выводу, что, похоже, все так примерно и было, как рассказал Ужинский…
Пока вертелась вся эта кутерьма, Артур неприкаянно слонялся по отделу, поскольку усидеть в своем кабинете ему было трудно. А домой идти он, конечно, не мог. Тульскому казалось, что между ним и остальными операми возникло какое-то отчуждение, хотя никто ничего впрямую ему и не говорил. А еще у него перед глазами постоянно появлялось лицо Светки — но не живое, а уже мертвое…
Находясь в таком вот, прямо скажем, поганом состоянии, он столкнулся в коридоре с Артемом, и вспыхнувший между ними диалог едва не привел к драке. А началось с того, что Токарев-младший спросил: