Ее глаза широко раскрылись от изумления.
– Вы купили этого Мане – для меня? Но это невозможно… я хотела сказать… никто не делает подобных подарков.
– Мне не удалось порадовать тебя изумрудом маха-рани, – ответил Карральдо также коротко. – Но это явно больше тебе по душе. Он – твой.
Ария колебалась, глядя на картину, пораженная таким царским подарком.
– Я не могу, – произнесла она наконец. – Пожалуйста, не спрашивайте, почему, но я не могу принять его. Пока еще не могу.
Карральдо без звука поставил Мане назад на мольберт.
– Пора уходить, – сказал он отрывисто. Ария встревоженно взглянула на него, когда поспешно выходила из дома. Она почувствовала нервную дрожь – Карральдо внезапно стал таким холодным и сухим, что ей стало страшно.
Пока «мерседес» мягко катил назад в аэропорт, она убеждала себя, что просто глупо вела себя, выпила много шампанского. Конечно, Карральдо никогда не причинит ей вреда. Но Ария не могла не чувствовать, что он разозлился на нее за то, что она отказалась от его подарка. Гнев Карральдо был как бы некой силой, которая пугала ее и с которой она раньше никогда не сталкивалась.
Девушка откинулась на спинку кресла в самолете, закрыла глаза; когда она все же взглянула на Карральдо, то увидела, что он сидит, уткнувшись взглядом в каталог выставки. Полет прошел в полном молчании.
Черный автомобиль вновь дожидался, чтобы отвезти их к катеру. Когда лодка неслась по каналам назад к дому Арии, Карральдо, наконец, заговорил.
– Я рад, что у нас была возможность поговорить. Теперь мы знаем друг друга чуть больше и лучше.
Но Ария смотрела, как блестящий черный катер врезается в венецианскую ночь и думала о том, что это не так. Она ни на йоту не узнала больше о настоящем Карральдо. И она по-прежнему боялась его.
Сегодня состоялось открытие выставки работ Орландо Мессенджера в галерее Мейз в Лондоне. И хотя изрядное количество не очень хорошего шампанского было выпито многочисленными очень богатыми посетителями, очень мало кто из них мог представлять интерес в качестве реального покупателя. Орландо очаровательно улыбался всем, принимая поцелуи в обе щеки от шикарных дам, чьи туалеты намного превосходили по стоимости его картины, и одновременно поневоле слушал международные сплетни, которые гости выставки, похоже, находили более волнующими и интересными, чем его работы. Проклятье, чертыхался он про себя разъяренно – хотя они и перемалывают всю эту чушь на своих ленчах, они не должны делать это здесь, сейчас!
Почти с самого раннего детства Орландо твердили, как он красив, какими выдающимися дарованиями обладает, как очарователен его характер. Но странное дело – все это, казалось, не проникало в его сознание. Время от времени он получал различные стипендии от нескольких британских высших школ, учился там в течение какого-то периода – просто для того, чтобы сделать приятное родителям, но потом по непонятным для них причинам переставал посещать занятия. Выяснилось, что Орландо ненавидит школу как таковую. Специалист по детской психологии объяснил озадаченным родителям, что натуре ребенка полностью противопоказана ежедневная мелочная дисциплина в учебных заведениях и вообще регламентированный образ жизни, хотя сам процесс обучения не представлял собой проблемы для мальчика. Он легко схватывал то, что написано в книгах и говорилось преподавателями. В сущности, он был очень одарен; его коэффициент интеллекта был равен 158.