Недавний соперник не удержался на капоте.
— Я вернусь, — успел пообещать он, прежде чем его утащило под брюхо грузовика.
А спустя секунду машина неприятно подпрыгнула…
Вытолкнутый в кусты автомобиль с эсэсовским начальством поставил точку в затянувшейся дорожной битве. Одно омрачило радость победы — то, что для Урбаха и компании не оказалось вблизи какой-нибудь пропасти. Кабриолет уткнулся в пальму и замер, пустив дым из мотора.
* * *
Доведенный до нервного срыва немецкий археолог заколотил лбом о переднее сиденье.
— Все пропало! История мне этого не простит! Что скажет Германия?
— Германия нас восславит, — произнес хладнокровный пруссак Мюллер. — Джонсу надо еще вывезти Ковчег из Египта. Судя по убогому оснащению, финансами он не блещет, поэтому попробует погрузиться на пароход. Вот в море мы и перехватим еврейскую реликвию.
— Что вы такое говорите, штандартенфюрер? — завопил Урбах от избытка истерических чувств. — Думайте хоть иногда! Из Александрии каждый день в разных направлениях уходят десятки судов!
Штурмбанфюрер Хорхер, поблескивая стеклами очков как ледышками, успокоил эту бурю в стакане:
— У нас свои люди и в портовой администрации, и в таможне, и в стивидорной компании.[47] Ни один груз не проходит мимо нас незамеченным, партайгеноссе Урбах.
* * *
Доктор Джонс вытащил из-под ног шляпу — истоптанную, истерзанную, — и бережно положил на соседнее сиденье, как раненого товарища.
Через семь с половиной часов грузовик с Ковчегом в кузове въехал в город-порт Александрия.