По дороге к Мейбел Майрону по сотовому позвонила Эсперанца.
– Тебя Норм Цукерман разыскивает, – сообщила она.
– Переключи его на меня.
Послышался щелчок.
– Норм, это ты? – спросил Майрон.
– Майрон, душка, как ты там?
– Лучше всех.
– Чудненько. Ты что-нибудь узнал?
– Нет.
– Что ж, дивно. – Норм поколебался. Веселость в его голосе казалась напускной. – Ты где?
– В машине.
– Понятно, понятно. Ладно, слушай, ты поедешь к Бренде на тренировку?
– Я только что оттуда.
– Ты оставил ее одну?
– Там полно народу. С ней будет все в порядке.
– Ага, пожалуй, ты прав. – Убежденности в его голосе не чувствовалось. – Слушай, нам надо потолковать. Когда ты вернешься в спортзал?
– Через часок, а в чем дело, Норм?
– Через часок я подъеду.
Тетя Мейбел жила в Уэст-Ориндже, пригороде Ньюарка. Это был один из тех «меняющихся» районов, где процент белого населения постепенно падал. Сейчас эта тенденция четко проглядывалась. Представители национальных меньшинств упорно выкарабкивались из города в ближайший пригород. Белым же сразу захотелось оттуда уехать, и они начинали перебираться в более дальний пригород. Это даже считалось прогрессом.
И все же тенистая улица, на которой жила Мейбел, находилась на миллион световых лет от той городской помойки, которую Хорас называл домом. Майрон хорошо знал Уэст-Ориндж. Он соседствовал с его родным Ливингстоном. Когда Майрон ходил в школу, там жили только белые. Снежно-белые. Настолько, что из шести сотен детей в последних классах школы, где учился Майрон, лишь один был черным, да и тот входил в школьную команду пловцов. Так что белее некуда.
Дом был одноэтажным. Люди с претензиями могли посчитать его за ранчо. Скорее всего, там размещалось три спальни, ванная, душевая комната и отремонтированный подвал со старым бильярдным столом. Майрон припарковал «форд» на подъездной дорожке.
Мейбел Эдвардс было где-то под пятьдесят. Крупная женщина с мясистым лицом, небрежно завитыми волосами, в платье, напоминавшем старые шторы. Она открыла дверь Майрону и улыбнулась так, что заурядное лицо сразу превратилось в нечто неземное. На ее внушительном бюсте покоились очки для чтения, свисавшие с шеи на цепочке. Под правым глазом – припухлость, возможно, последствие ушиба. В руках она сжимала какое-то вязание.
– Бог ты мой! – воскликнула женщина. – Майрон Болитар. Входи.
Майрон прошел за ней в дом. Там чувствовался застоялый запах старости. В детстве вас от него корежит, но когда вырастаете, вам хочется запечатать этот запах в бутылку, чтобы можно было достать в тяжелый день к чашке с какао.