— Но мы ведь не боги, чтобы решать, кто достоин жить, а кто нет?
— Ты хочешь, чтобы это решала я, представитель чуждой цивилизации? И что я понимаю в этом? Любой из вас прожил на Земле намного больше меня и несравненно лучше знает людей — вы не только с ними общались, но еще и бесконечное число раз занимались зондажом их психики. Кто, по твоему мнению, кроме вас самих, способен осудить или оправдать?
Строггорн так и не нашел тогда, чем ей можно возразить.
— Скажите, Странница, можно нескромный вопрос?
— Какой именно? — Она мельком взглянула на него. — Ты хочешь узнать, почему столько лет я вожусь с вами? Когда-то Линган уже пытался допросить меня.
— И, насколько я знаю, вы ему ничего не ответили. Хотелось бы, наконец, понять. Перед тем, что мы собираемся делать, это не праздное любопытство.
— Хорошо, Строггорн. — Она лишь секунду помедлила. — Все очень просто. Ты, конечно, знаешь, что когда-то мой отец, перед тем как уйти вслед за матерью в тонкие измерения, оставил меня на Земле. — Он кивнул. — Я провела на ней тридцать шесть лет. У меня было обычное земное тело, трехмерное. Отец позаботился о том, чтобы я максимально комфортно себя чувствовала, и позаимствовал тело мертвого ребенка. Для тебя, опять-таки, не секрет, что все телепаты любопытны. Короче говоря, у меня на Земле есть ребенок. Сейчас он уже взрослый, ему двадцать шесть лет. Ты уже понял, что это ребенок на самом деле не мой, а позаимствованного тела, но достаточное время я растила его, как своего собственного, родила, совсем по-настоящему.
— Он живет в абсолютном времени? — уточнил Строггорн.
— Естественно.
— Почему вы не забрали его сюда, к нам?
— Зачем? Чтобы он умер от старости? — спросила Странница.
— Вы хотите сказать, что это самый обычный человек?
— Абсолютно. Нужно не менее трех-четырех поколений, чтобы в их линии появились телепаты. Генетически у меня с ним ничего общего. В этом смысле он вообще не мой. Если бы было по-другому, я бы смогла забрать его с собой, и тогда мне не пришлось бы вас спасать, но ты сам понимаешь — ему в Многомерности не жить. Он и его потомки могут жить только на Земле, и для меня это значит, что ваша цивилизация должна существовать.
— И все-таки я не понимаю, как вы допустили это? Получается, вы до какого-то времени не понимали, что вы нечеловек? — удивленно спросил Строггорн.
— Можно сказать и так. Конечно, я об этом догадывалась, но знать и догадываться — вещи разные. Пару раз я попадала в ситуации, всегда критические, когда для меня ускорялось течение времени, несколько раз проваливалась в Многомерность, тоже при весьма трагических обстоятельствах. Иногда мне было противно мое тело и вообще — внешний вид людей. Я всегда чувствовала, что непохожа на них. Лет в пятнадцать мне пришлось заблокировать свой мозг, чтобы прекратить читать мысли. Конечно, совсем мне это не удалось, но хотя бы более или менее. И потом, часто, даже невольно, я могла навредить людям, а они это всегда чувствуют. Ты же из своего опыта знаешь, что такое, когда окружающие боятся тебя. Наверное поэтому, я потратила огромное количество времени и сил, для того чтобы стать максимально похожей на других. Это в любом случае было лучше сумасшедшего дома, куда меня вполне могли отправить с моими фантазиями. А ведь уже в пять лет я могла до полусмерти напугать детей, рассказав им парочку «сказок». Поэтому муж, семья стали для меня лучшей защитой. Теперь понятно, почему у меня есть ребенок? Можно сказать, он защитил меня в вашем страшном мире. Думаю, мой отец слишком торопился и выбрал не совсем удачную планету даже для Стайола. — Странница замолчала.