— Ты че прешь, глаза выпучив! — орала поломойка Глашка.
От ее пронзительного крика Велия подбросило на кровати и перекорежило. У купцова слуги голос оказался не лучше, а уважения к старшим ни на грош, и он, еще раз поддав ногой медный таз, завопил на весь постоялый двор:
— Да ты хоть знаешь, сколько прибор для умывания стоит, коровища?! Ты же его помяла! Смотри!
Глашка без раздумий шлепнула крикуна мокрой тряпкой, и поднялся такой ор, что даже Аэрон не выдержал, со стоном открыл глаза.
— Все, поспать не дадут! — Он сел, растирая лицо.
В комнате было свежо, Аэрон заметил щель в раме, в которую надуло снега. Серая мгла за окном и снежная круговерть застили мир. Он потянулся. Скандал за дверью неожиданно оборвался на высокой ноте, и густой бас, объявив, что все здесь дети шайтана, вдруг начал выводить хвалебную миренскую песню, из которой Велий с трудом понимал лишь припев, звучавший в переводе как «ой, люли, люли». Аэрон тоже навострил уши и многозначительно подмигнул Велию, когда к ним в дверь деликатно постучались. Маг, соображавший спросонья хуже вампира, рявкнул:
— Кто там?
В отличие от Аэрона, который закутался в одеяло по самые уши и скалил зубы, он ничего радостного от жизни пока не ожидал.
— Не здесь ли предаются благостному сну великие султаны, чьи бедные наложницы пренебрежительно забыты и омывают лица слезами, ибо радость ушла из их дома, когда их покинули прекрасные Аэрон и Велий?
— Что за ерунда?! — удивленно пробормотал маг, а Аэрон, кинувшись к нему, быстро закрыл другу рот и сладким голосом пропел:
— Здесь, здесь два султана, которым, проснувшись, даже рук ополоснуть нечем.
— Вах! — заорали с той стороны двери и захлопали в ладоши, поторапливая с сильным миренским акцентом: — Девочки, шевелите попами!
Лей, зурна и барабаны подали голос, разом перенеся всех своей мелодией на далекий юг. Дверь широко распахнулась, и в комнату ввалился, часто кланяясь, голый по пояс, но зато в широченных малиновых шароварах, с золотым тюрбаном на голове и с изумительно кривой саблей в расписных ножнах на боку Зоря. Отсалютовав, детина рявкнул на робких евнухов, сопровождавших трех подобных утренней заре гурий, закутанных в тончайшие шелка и кисею. Волку было безразлично, добрым молодцем какой страны оборачиваться, а потому он был смугл, толстогуб и курчав, только с желтыми волчьими глазами ничего поделать не смог. Сиятельный был зализан и звенел при каждом шаге немыслимым количеством тонких браслетов и золотых цепочечек.
Почтительно отдуваясь, они внесли огромный, исходящий паром золотой казан, а хихикающие гурии, мигом установив низенький палисандровый столик с полотенцами, халатами, благовониями и маслами накинулись на «султанов», вызвав самодовольное урчание вампира и смущенную попытку убежать мага.