— А ну изобрази.
Бельчонок тяжело вздохнул и, ненавидяще глянув на директора, взмахнул платочком и заверещал тоненьким девичьим голоском: «Во саду ли, в огороде девица гуляла. Она ростом невеличка, беленькое личико. Хрум-хрум».
Директор дернулся, убирая руки со стола:
— Это вы в каком смысле?
— Это он орешки грызет, — радостно пояснила овечка и, закатывая глаза, продекламировала: — А орешки не простые, все скорлупки золотые, ядра — чистый изумруд… — Она с почтением посмотрела на бельчонка: — Слуги белку стерегут.
Бельчонок ударил себя лапкой в грудь и прорыдал:
— И зачем я рассказал вам эту сказку?!
— Гулять на женской половине уже большая ошибка, — матерински-наставительным тоном проговорила овечка, а Феофилакт Транквиллинович ткнул бельчонка в живот перстом:
— Вы ведь первокурсник, оборотень, — и, безошибочно вычленив главного виновника переполоха, обратился ко мне:
— Надеюсь, госпожа Верея, вы мне сейчас быстро и внятно объясните, что сие значит?
Я, словно ныряя с головой в холодную воду, вытащила бархатный мешочек и молча извлекла камень. Тот засветился и окутал все вокруг волшебной дымкой. Не давая ему разгуляться, я сунула камень обратно и затянула горловину мешочка.
Бельчонок покачивался, вздрагивая всем телом, а Зоря медленно хлопал фиалковыми глазами и улыбался своей детской улыбкой. Феофилакт Транквиллинович, чуть побледневший, промокнул платочком покрывшийся испариной лоб и долго собирался с мыслями. Мне почему-то показалось, что его речь начнется со слов «етит твою…», поэтому я затараторила первой:
— Поставим в Княжеве балаган. Ярмарки там сейчас, конечно, большой нет, но зато к осени слухи расползутся по всему Северску, деньги будем лопатой грести, народ повалит толпами, чтобы в живой сказке побывать. Нечисть пускать не будем. Четверть в княжескую казну, остальное Школе. — Я заговорщицки подмигнула: — Прибыль, большие деньги, понимаете.
Пока в голове директора крутились кладни, овца судорожно кивала головой, так что вместо ругани он даже погладил меня по голове, однако другой по-драконьи крепко вцепился в мой кошель.
— Там на мешочке петелька, вы мне сейчас голову оторвете, запищала я. Феофилакт Транквиллинович вздрогнул и, опомнившись, с сожалением разжал руку. Я сняла мешочек с шеи и бережно положила на требовательно раскрытую ладонь.
— Дарю на благо родной Школы.
— А мне что делать? — спросил забытый на столе артист.
— Репетируй, дружочек, репетируй, — проворковал директор.
— Считай, призвание нашел. — Овечка, улыбаясь бельчонку, подпихивала директору свою бумажку с требованием десяти процентов. По ухмылке наставника я сразу поняла, что быть скандалу, не отдаст он овце эти проценты. И задом, задом попятилась, памятуя, что и овца — тот еще дракон.