– И откуда ты все это знаешь, – восхитилась Соня.
– Оттуда, из книг, – похвастал Жорик, не распознав иронии. – Почти дословно цитирую.
– Передо мной-то не красуйся, – улыбнулась Соня.
– И не думаю, – сказал Жорик. – Так вот, в Китае воробей когда-то ассоциировался с пенисом, как сейчас – не знаю. Воробьев даже ели, так как полагали, что те поддерживают потенцию. Ха-ха, помнишь сколько китайцы их настреляли, горы! Вон оказывается зачем. У некоторых народов Европы блудницу представляли в виде женщины с воробьем в руке. Воробей в руке, тебе это ничего не напомина…
– Хватит, хватит, – прервала Соня сомнительные рассуждения.
Жорик замолчал, изобразил обиду и уставился на дорогу. Длиннющий, сутулый. Соня погладила Жорика по щеке.
– Кофе хочешь? – спросил Жорик. – Термос там.
– Нет. – Соня обернулась. На заднем сиденье трясся трофейный немецкий термос. – Любишь ты ерунду собирать, – сказала Соня.
– Почему ерунду? – возразил Жорик. – Термос достался мне в честном бою, в сорок втором.
– Ой-ой-ой! – засмеялась Соня и щелкнула Жорика по носу, – ветеран ты мой.
«Копейку» подбросило на колдобине. Белая старушка, мятый бок. Чудо техники. Студенту самое то. Юрк-юрк и ты в институте, трах-трах – дома. Самое то.
– Хочешь загадку? – оживился Жорик. – Психологическую.
– Давай, – разрешила Соня.
– В пустыне лежит мертвец. За плечами мешок, на поясе фляга. На километры вокруг нет ни души. Почему умер человек и что в мешке?
– Чушь, – сказала Соня. – Где здесь психология? Ерунда просто.
– Тогда история. – Жорик вздохнул. – Исключительно психологическая. Грустная.
– Последний раз, – предупредила Соня.
– Хорошо, – согласился Жорик. – Итак. Мальчик, от рождения слепой, просыпается и чувствует… Чувствует, что у него на глазах появилась повязка. «Мама», – зовет мальчик. «Что, дорогой?» – спрашивает мама. «А что это у меня на глазах?» – интересуется мальчик. «Пока ты спал, тебе сделали операцию», – отвечает мама. «Операцию? Теперь я смогу видеть? И солнышко, и травку, и небо?» «Да, дорогой». «Можно ее снять?» «Сними, дорогой». Мальчик снимает повязку, но ничего не видит. «Мама, я по-прежнему ничего не вижу!» – жалуется мальчик. «С Первым апреля тебя, дорогой», – поздравляет мама.
– Сволочь! – воскликнула Соня.
– Я сволочь? – возмутился Жорик.
– Насчет тебя я подумаю, а мать – точно.
– Еще хочешь?
– Нет! – отрезала Соня. – Больше не надо.
– А про психологию в чистом виде можно?
– Чисто? Если чисто, то можно.
И Жорик пустился в рассуждения о том, чем он хочет заниматься после университета. «У кого что болит, тот о том и говорит, – подумала Соня. – Сейчас начнет про Фрейда». И точно: Жорик заговорил о психоанализе. Об этом он читал и читал много. Еще ему преподавали его в университете. Жорику нравилось копаться в подноготной человеческих поступков. В сознании и в сумерках подсознания. Это как шагнуть в лабиринт, говорил он. Бродишь, бродишь, конца и краю не видно. И все темно. Тут нужно с фонариком таскаться: а то, глядишь, во что-то нехорошее – сугубо фрейдистское, как сказал один покойный преподаватель – ступишь. Нехорошо. Но, даже перечитав тонну книг, можно так и не разобраться толком, откуда что берется…