– Ах, Гил, нет! – выдохнула она.
– Да, Белла. Ты не знаешь шотландцев. Это, действительно, дикий народ, и кланы живут по своим законам. Глав семей почитают, как королей! Можешь себе представить? Как будто цивилизация их не коснулась, потому что они постоянно враждуют между собой, так же, как с нами, и очень небрежны в обращении с оружием, Изабелла. У них самые плохие бомбарды! И даже то небольшое количество пороха, которое им удалось достать, они используют неправильно, поэтому часто сами взлетают на воздух! Боже мой! Уму непостижимо, как только среди этих дикарей могло родиться такое сокровище, как Катриона…
После этого он так надолго замолчал, что Изабелла, догадавшаяся о том, как закончилась эта история, тихо напомнила:
– Продолжай, Гил. Закончи, тебе надо высказать все это. Что произошло?
Гил сделал глубокий вздох, как будто ему вдруг стало тяжело дышать, но, наконец, он кивнул и продолжил:
– Я пошел к ней, как мы и договаривались, в тот день, когда нам надо было уезжать, и нашел ее там, в лесу, с кинжалом в сердце…
И хотя Изабелла приготовилась это услышать, все же у нее перехватило дыхание.
– Да, – Гил горько усмехнулся, – эти сукины дети, шотландцы, убили ее. Ах, Белла! – неожиданно воскликнул он. – Она даже мертвая была так красива, как сказочная спящая принцесса, лежащая на обагренном кровью снегу! Я спешился чтобы прикоснуться к ней, все еще надеясь, что Катриона дышит, и не догадывался, что ее народ поджидает там меня. Они набросились на мена из-за деревьев, эти смертоносные трусы. Я выхватил меч, ослепленный яростью и горем… ах, сестричка, меня охватила такая ярость, какой я не желал бы испытать вновь. Мною овладела жажда убивать. Я положил их всех до единого. И даже убил лошадь одного из них. Животное упало на меня, сломав мне ногу. Наконец, боль привела меня в чувство, и мне стало до смерти противно от этого сотворенного мною кровавого побоища, потому что Катриона не желала бы этого… оно устрашило бы ее…
Гил опять погрузился в молчание. Страдания брата острым лезвием ранило душу Изабеллы. Она прикусила губу и сморгнула подступивше к глазам слезы, пытаясь придумать слова утешения. Наконец, она взяла его руку и крепко сжала ее, вспомнив, что однажды сказал ей брат у могилы родителей.
– Мне жаль, брат, очень жаль. Но мне кажется, Катрионе не хотелось бы, чтобы ты так расстраивался из-за нее, Гил, – сказала девушка.
– Знаю. Это я из-за того… из-за того, что ее смерть настолько бессмысленна, и я вспомнил, что однажды в конюшне, несколько лет назад, ты говорила мне, что война нелепа – она уносит жизни мужчин, и заставляет женщин плакать от горя и одиночества. Тогда я не придал этому значения, так как был слишком молод и безумен, чтобы понять мудрость твоих слов… Но, ах, Изабелла, как ты была права! Война больше не привлекает меня, и эта мысль пугает. Какую пользу я принесу Глостеру, если не могу служить ему всем сердцем и душой?