– Ну да! – сказала я насмешливо. – Может быть, повара Купри? Его объемистое брюхо давно меня очаровывает.
– Не знаю я, что вас очаровывает! В Жу не один Купри, здесь полно мужчин!
– Можно подумать, в Париже их нет.
Он запнулся и мгновение яростно смотрел на меня, а потом продолжил с не меньшим ожесточением:
– Я знаю, что вы мастерица спорить! В форте все солдаты видят вас, любуются вами!
– Не могу же я стать невидимой!
– Но вы можете не кокетничать с ними. Я замечал, как вы строите им глазки!
Я очень выразительно постучала пальцем по лбу:
– Вы что, рехнулись? Сударь! Вот уж не думала, что вы так глупы! Да здесь в форте все мужчины, начиная с вас и кончая привратником, не стоят и унции моего внимания!
Эти слова неожиданно подействовали на него, как красная тряпка на быка. Эмманюэль весь сжался и вспыхнул как кумач:
– Да вы… да вы… вы сравниваете своего мужа с остальными мужчинами?
– Уж не считаете ли вы себя совершенством? – спросила я с недоброй усмешкой, чувствуя, как меня охватывает ярость.
– Это вы, вы должны так считать!
– Надо сказать, сударь, вы себя явно переоцениваете! Черт возьми! Я знала мужчин куда лучше вас!
– Ну да! Вспомните еще своих любовников вкупе с графом д'Артуа! Я все знаю! По крайней мере теперь. Вспомните их! Мне все равно известно, что вы просто…
И тут он произнес такое слово, что у меня на мгновение потемнело в глазах. Остолбенев от дикого гнева, я замерла на месте. Он посмел назвать меня так! Он! Жалкое ничтожество, еще недавно евнух, сопляк, визгливая дрянь!
Эмманюэль, кажется, сам испугался того, что произнес, но я не желала этого замечать. Гнев, отвращение, крайнее презрение так смешались во мне, что с меня полностью слетел великосветский лоск, и я снова стала итальянкой с побережья Тосканы.
Стремительно подскочив к Эмманюэлю, я закатила ему такую пощечину, что, если бы не ярость, сама бы вскрикнула от боли. Но теперь боль не заставила меня опомниться. Ослепленная бешенством, я снова и снова ударяла его по щекам – раз, другой, третий… Задыхаясь, я хлестала его по лицу, входя в еще больший раж и мстя уже не за то слово, а за все свое счастье, которое было растоптано, за жизнь, которую буду вынуждена провести с этим молокососом, за те обстоятельства, что привели меня в Жу. Как, черт возьми, их исправить?!
Выскочив из столовой и задыхаясь от ярости, я уже знала, что мне делать. Я напишу королю… Я отправлю умоляющее письмо Людовику XVI – такое умоляющее, что он поймет меня и отдаст приказ мне вернуться в Париж. Таким образом, никто не упрекнет меня в непостоянстве решений, никто не посмеет насмехаться – ведь это король вызвал меня в столицу. Все покроет воля монарха…