Упав на пол, она поджала под себя колени, вытянула стремительно удлинявшуюся шею и забилась в одежде, ставшей вдруг слишком просторной и одновременно тесной. Когда минуту спустя привлеченный шумом Эссиорх выглянул в коридор, то обнаружил лебедя, который, запутавшись в светлой вельветовой куртке, рвался из нее, рискуя сломать себе крыло. Заметив Эссиорха, лебедь вытянул шею и угрожающе зашипел.
Следующие дни стали для Ирки сумбуром, какой оставляют в памяти быстро забывающиеся тревожные ночные сны. Она не знала, ни кем была, ни что с ней происходило. То она старалась взлететь и билась о потолок, то врезалась клювом в стекло и, не понимая, что это, испытывала обиду и недоумение. То куда-то ползла, то что-то глодала, то ей досаждали блохи и она пыталась выгрызть этих мелких тварей зубами. Кажется, один раз ей даже удалось кого-то укусить. За это на нее сильно кричали, а она огрызалась и, пятясь, поджимала уши.
Эти простые ощущения, иногда приятные, но чаще нет, захлестывали ее волнами, накрывали с головой и норовили утащить на дно, туда, где не существовало мысли, а было одно простое и во многом интуитивное животное чувство – великодушно-жертвенное у лебедя и озабоченное, недоверчиво-агрессивное у волчицы.
И, чудом выныривая после каждой волны, Ирка лихорадочно напоминала себе, что она все же человек. Живой человек, а не птица и не волк. А потом всё разом переменилось…
Я вечно боялся не того, чего надо было бояться, и вечно не боялся того, чего бояться следовало. А раз так, то стоило ли вообще чего-либо бояться?
Загробный дневник подавившегося горошиной в уличной забегаловке
– Эй! Я не могу к ней даже подойти! Пусть кто-нибудь брыснет, а? – пожаловалась Гелата.
Как всегда, подмосковная валькирия дышала нетерпеливым жизненным жаром. Двести движений в минуту, тысяча противоречивых желаний в час. Стоять с ней рядом и то было горячо и беспокойно.
Гелата маячила в дверях, вставала на цыпочки и пыталась увидеть хоть что-то, кроме множества валькирий и оруженосцев, запрудивших всю комнату.
– Нас здесь слишком много! Все лишние должны удалиться! – отчетливо сказала Фулона.
Ее призыв повис в воздухе. Расплывчатые приказы саботировать проще, чем конкретные. Ни одна из валькирий лишней себя не считала. Багров и Антигон тоже уходить не собирались. Подумав, Фулона решила вопрос в гендерном ключе, выгнав на лестницу всех оруженосцев, начав с собственного, который призван был подать пример.
– Пусть очкарик тоже выйдет! Он хотя и компактный, но места много занимает, потому что бесконечно крутится! – потребовала Радулга, указывая Корнелию на дверь.