«Мне страшно! Я не хочу всего этого, понимаешь?!»
«Жалей себя побольше! Я уже заранее хнычу!» – услышала валькирия далекий и строгий голос Бабани, относящийся к временам, когда Ирка, срываясь с поручней, сама не могла заползти в коляску, а принимать помощь не желала.
«Но мне больно, понимаешь? Мне плохо и тяжело!»
«Я-то понимаю, но ты не должна понимать! От жалости к себе рождается ропот! Стоит один раз себя пожалеть и всё – ты летишь под откос, и снова должен собирать себя по кусочкам! За всякую боль надо благодарить, и тогда боли станет неловко и она уйдет. Или, если она не ушла, это нужная и полезная тебе боль!»
«Мне страшно, Бабаня!»
«Я заметила, что всякие страхи имеют срок годности и даются на время. И что потом они всегда делаются смешны. Маленькой ты до жути, до крика, боялась жуков. Самый маленький жучок на одеяле, и мне полночи приходилось тебя успокаивать. Потом боялась, что в окно влезут воры, когда я буду на работе. Чуть ли не с ножом в руке сидела. И тоже это продолжалось где-то полгода. Потом боялась одна спуститься со ступеньки подъезда, а попросить было стыдно, и ты делала вид, что тебе никуда не надо. И всякий раз ты через какое-то время перерастала свой страх, и он оказывался ерундой. А раз так, то чего бояться-то?»
Эти слова, прозвучавшие из глубин памяти, успокоили Ирку. Не потому ли она стала валькирией, что когда-то терпела боль и училась собирать волю в кулак? Лишь терпение рождает силу. Лишь в сражении с собой крепнет плоть и дух. Состояние же сытости и самодовольства ничего не несет, кроме расслабления и смерти. Человек как луковица. Состоит из такого невероятного количества слоев лжи самому себе, что под каждой кожей оказывается еще одна. И всё равно надо помнить, что всё это шелуха. Опять же лжи кому-то не бывает. Это иллюзия, что кого-то можно обмануть. Солгать в конечном счете можно только самому себе. И пнуть только самого себя.
– Я страдаю потому, что расслабилась, одрябла от хорошей жизни и сделалась недостойной быть валькирией! – подумала Ирка. – Но ведь когда война начинается – а война уже идет! – призывают не только сильных и крепких. Призывают и юношей, и стариков, и больных. Так и меня призвали. Пусть я очищусь, как старое колесо, с которого в пути стирается ржавчина!
Белая волчица сама не знала, что привело ее в Сокольники к вагончику. Свесившийся сверху канат покачивался от ветра. В «Приюте валькирий» горел свет, полоской пробивавшийся из-за зашторенных окон. Потрескивала печка. Железная труба буржуйки курилась тем бесцветным дымком, который бывает у разгоревшейся, толково растопленной печи.