– Снам не верь! Дохлое занятие! – сказала Бэтла, с хрустом откусывая яблоко.
– А разве свет не посылает снов? – спросила Ирка.
– Чудовищно редко. Чаще это делают другие, – ответила Бэтла. Учитывая, что рот у нее был набит, слово «другие» вышло как «жругие».
– А если сны сбываются?
– Тем более если сбываются. Представь, ты хочешь, чтобы некий человек упал в яму. Вначале ты подкладываешь ему под ноги твердые доски, а когда он утратит бдительность и станет наступать куда попало, доверяя тебе, подложишь гнилую.
Гелата заглядывала раза три. Как всегда она куда-то мчалась, спеша за день побывать в десяти местах, и у Ирки сидела совсем недолго. Едва успевала пожаловаться на своего оруженосца, в очередной раз чего-то учудившего, и рассказать одну-две новости, касающиеся остальных валькирий. Ирка давно уже усвоила, что среди воительниц света Гелата являлась своеобразной нитью, соединявшей бусины отдельных судеб в единое целое.
– Будут приставать, что два пажа для валькирии-одиночки слишком жирно, ты скажи, что Багров – паж Антигона, – заявила как-то Гелата, воззрившись на Матвея.
– Как это?
– А так. Историю учила? Вассал моего вассала не мой вассал. Вот и паж моего пажа не мой паж! Чуть что – сразу учебник истории под нос!
– Все-таки не говори никому, – забеспокоилась Ирка.
– Конечно, не скажу! – пообещала Гелата. – Что я, трепло? С этими оруженосцами вечно все через пень колоду! Вообрази: мой-то широкомордый стал примерять мои тёмные очки и – хруп! – выгнул дужки в стороны! Сколько они стоят он представляет? Ну, скажи, сразу нельзя было сообразить, что его ряха не пролезает?..
– Гыг!
Лицо ее оруженосца, который при этом разговоре торчал здесь же, рядом, расплылось от удовольствия и стало шире почтового ящика. Вздумай кто-то сейчас надеть на него очки, любая оправа не просто погнулась бы, но и разлетелась на куски.
– А ну не улыбайся! Ты! У тебя нет чувства юмора! – напомнила Гелата.
– И хорошо, что нет! – успокоил ее, а заодно и оруженосца, Багров.
– Чего тут хорошего?
– Если бы чувство юмора было у всех, мир превратился бы в сплошную клоунаду.
Видимо, Гелата все-таки не удержала язык на предназначенном ему аэродроме за зубами, потому что уже на следующий день к Ирке явилась Таамаг, суровая как царица амазонок. После Питера она относилась к одиночке значительно лучше, что, однако, не распространялось на Багрова.
Поймав его за свитер, она подтянула Матвея к себе и, сопя ему в брови (Таамаг была на полголовы выше), предупредила:
– Заруби себе на носу, некромаг! Если из-за тебя с ней случится какая-нибудь беда, я сверну тебе шею!