«Вот оно что, — угрюмо подумал Рейд. — Нам никогда не позволят поговорить наедине».
Когда он сказал об этом Эриссе, она почему-то не огорчилась.
Погода стояла прекрасная, воздух был чист, солнце освещало золотую листву. Экипаж, запряженный мулами, действительно оказался удобным. Возница, молодой рослый воин по имени Пенелеос, держался с пассажирами вежливо, хоть и поглядывал настороженно. Рейд был уверен, что выбрали его не столько из-за физической силы, как из-за острого слуха да знания языка кефту.
— Куда? — спросил он, когда они покинули дворец.
— В тихое место, — опередила всех Эрисса. — В такое место, где никого бы не было, кроме нас.
— Хм, может, роща Перибеи? Доберемся туда к обеду. Если ты поклоняешься Богине, как я слышал, госпожа, то ты знаешь, как умилостивить нимфу рощи.
— Да. Превосходно. — Эрисса повернулась к Олегу. — Расскажи-ка мне про поместье Диора. Я же сидела как привязанная. О нет, я не жалуюсь: царица весьма великодушна. Но все же ахейцы живут не так, как критяне.
Рейд понял: она что-то задумала. Сердце забилось чаще. Вести разговоры на нейтральные темы было нетрудно: у всех было что порассказать о доме, о Греции. Но и без этого Эрисса справилась бы. Она не прибегала к женским уловкам. Она действительно влекла Олега, Ульдина и Пенелеоса, задавая им умные вопросы и делая умные замечания. («Если ваши корабли, Олег, такие прочные, что эти… норвежцы, так? — сумели переплыть Реку Океан, то почему? Ваша древесина прочнее? Или из-за металлических гвоздей? Или из-за снастей? В чем тут дело?»). Потом, склонив голову, выслушивала ответ. Невозможно было глаз оторвать от ее точеной фигуры, от меняющихся глаз, от губ, обнажавших белоснежные зубы, от стройной шеи. Солнечный свет играл на ее волосах, ветер играл ахейским платьем, обтягивая грудь и талию.
«Она знает мужчин, — подумал Рейд. — Ох, знает!».
Священная лавровая роща окружала небольшую поляну. Посередине поляны возвышался камень, посвященный полубогине Перибее. С одной стороны за рощей тянулся оливковый сад, с другой — поля, сжатые и пустые. На горизонте дремали на солнцепеке горы. Деревья негромко, успокоительно шумели, пожухлая трава была густой и теплой. Мир царил здесь.
Эрисса почтительно поклонилась, отломила хлеба и положила на камень — для птиц нимфы. Потом сказала:
— Нам разрешено остаться. Тащите из повозки еду и вино. Пенелеос, почему бы тебе не снять шлем и латы? Всякую опасность мы увидим издали, а во владениях женского божества негоже быть при оружии.
— Я попрошу ее простить меня, — сказал воин. Он был рад снять такую тяжесть и отдохнуть.