В терапевтическом отсеке он разговорился с жизнерадостным, лет шестидесяти пяти толстяком, помирающим, как сообщил главврач, от хронического недоедания и закупорки сосудов.
– На что жалуетесь, больной? – улыбаясь, полюбопытствовал Хакасский.
– Вам-то какое дело, милейший? – в тон отозвался толстяк, бывший ученый с мировым именем.
– Как представитель международной медицинской общественности имею право оказать помощь в разумных пределах.
– Ему помощь не нужна, – ввернул главврач уныло. – Ему нужна операция, да заплатить нечем. Увы, типичная ситуация.
– Сколько стоит операция?
– Пустяки, – ухмыльнулся голодный сердечник, – Всего каких-нибудь сто тысяч долларов. Не дадите взаймы?
Хакасский сделал пометку в блокноте. В смеющихся, почти безумных глазах больного он разглядел нечто такое, что его насторожило.
– К сожалению, полномочий распоряжаться такими суммами не имею, но обещаю обратиться с запросом…
Кстати, почему вам не поможет институт? Вы почетный академик и прочее?..
– Полно, милейший. Вы прекрасно знаете ответ, иначе бы вас сюда не послали.
– У наших больных, – опять вмешался главврач, – особенно с сердечной недостаточностью, как правило, до предела расшатаны нервы.
– Да, понимаю, – сочувственно заметил Хакасский, перестав улыбаться. – Много непоправимых бед натворили горе-реформаторы.
Кошмар в глазах помирающего ученого его завораживал.
– Перестаньте кривляться, – сказал тот. – Вы вовсе не так думаете.
…Утром он встретил на станции Куприянова-Чуму и на такси отвез в гостиницу. Старик, как всегда, был бодр, энергичен, въедлив и прямолинеен. За полтора часа они всесторонне обсудили все аспекты предстоящей акции.
После чего, выдержав приличную паузу, Куприянов спросил:
– Выходит, город надо брать целиком?
– Иначе какой резон? Не стоит мараться, Илларион Всеволодович. Обстановка созрела.
– Ты уверен?
Хакасский болезненно ощутил отеческую насмешку старика. Намек на Мытищи, где до сей поры хозяйничали неуправляемые могикане.
– Здесь, Илларион Всеволодович, контингент вязкий, податливый, лепи, что хочешь. Интеллигенция в основном. Горбатого славили, за Елкиным шли, как бараны, у Алихман-бека сидят под ногтем, как воши. Таким хоть кол на голове теши, стерпят. Тут и денег больших не придется вкладывать. На голый крючок клюнут.
– Не любишь интеллигентов, Саша?
Хакасский осветился яркой, солнечной улыбкой.
– За что их любить? От них все зло на земле.
– Сам-то ты кто? Уж не люмпен ли?
– Я, Илларион Всеволодович, обыкновенный кладоискатель, ни к чему другому не стремлюсь. Если вы имеете в виду моего батюшку, царствие ему небесное, то да, он был интеллигент. Ну и чего добился? Не я бы, так и схоронили в целлофановом мешке, как всю нынешнюю шелупень. Амбиции имел большие, не спорю. В мечтах миром владел, да вот беда, весь его мир умещался в чужих книгах. Своего ума так и не накопил до старости.