– Погоди, – прервал Семен Филина, разохотившегося рассказать очередную историю, которых у того было бессчетное количество. – Надо Седому звякнуть – отчитаться. Порадовать старика, сказать, что, несмотря ни на что, все-таки доехали до Питера. А потом надо это самое…
– Что? – не понял Петя Злой.
– Отметить приезд, – пояснил Семен, – не сильно, конечно, но бутылочку мы имеем право раздавить. Так или не так я говорю?
– Так, – сказал Петя Злой.
– Так, – сказал Филин.
* * *
Как Щукину ни хотелось поскорее выбраться из злосчастного города, с утра мучивший его голод все-таки оказался сильнее. К тому же нужно было хоть немного передохнуть после очередного крутого поворота событий и подумать, прибавив к и так значительному грузу тяжких раздумий еще одну загадку.
Повернув на одну из грязных окраинных улиц, Николай увидел полуподвальное помещение, на двери которого красовалась табличка «Кафе».
«Зайду», – решил Николай.
Через несколько минут он уже сидел за шатким пластиковым столиком и глотал дрянной кофе, запивая им чахлые сосиски, политые красно-коричневой бурдой, которая в меню пышно именовалась кетчупом «Особым». В чем заключалась особость кетчупа, Щукин не понял, но предположил, что в затхлом вкусе, напоминающем вкус несвежих помидоров.
«Итак, – меланхолично жуя, размышлял Щукин, – менты реально шли на меня. Хотели меня брать, но, чтобы драка не завязалась в людном месте, решили подделаться под обычную проверку документов. Понимали, что я сопротивляться буду, зная о возможном наказании, – ведь мне статья за преднамеренное убийство светит. Да еще и изнасилование пришили бы. Гондон-то я выбросил, но эксперты все равно докажут, что я Вероничку того самого… Ч-черт, кто же меня так настойчиво пытается подставить, а? Не жалея ни сил, ни средств… Интересно, кто? Врагов-то у меня много, и большинство желают мне смерти, причем надеясь, что перед кончиной я буду мучиться».
Тут размышления Николая были прерваны звучным:
– Привет!
Щукин поднял голову и увидел стоящего перед ним низенького и толстенького человечка с ленинской лысиной и лоснящимся лицом, сияющим радостью. Остатки волос толстяка были седовато-серыми, как старая половая тряпка.
– Здорово, – неприветливо ответил Щукин, – извини, братан, что-то я тебя не узнаю…
– Не узнаешь? – поразился толстячок, без приглашения бухаясь на стул рядом со стулом Щукина. – Да ты чего, Колян, опух? Я же Толик Лажечников… Ну, помнишь? Мы с тобой под Самарой одни нары утюжили… Во!
Толстячок до плеча закатал рукав свободно висящего на его жирном теле свитера, обнажив волосатую руку, на которой видна была давняя татуировка – ухмыляющийся черт с широкой ленточкой на рогах. На ленточке можно было прочитать надпись «Самарская ИТК, 19… – 19… гг.».