«Нет, наверное, он не о выпивке… – вновь подумал Тузов. – Вот завелся…»
– Да и пусть бы почистили эти ребята Москву, – вырвалось у него. – Все нам меньше работы…
Генерал задохнулся от гнева и не нашелся, что ответить. Он сел за свой стол, налил стакан минеральной воды и судорожно выпил. Зубы его стучали о стакан.
Допив воду, он вновь посмотрел на Тузова и тихо спросил:
– Что ты сказал?
Тузов поежился, но повторил:
– Нам, говорю, меньше будет работы, если эти ребята…
– Пошел вон! – заорал генерал и швырнул в него стакан.
Тузов бросился к двери.
– Если через неделю… – летели ему в спину слова. – Под трибунал отдам…
Закрыв за собой дверь генеральского кабинета, Тузов облегченно вздохнул и направился в свой отдел. Настроение его повышалось с каждым шагом.
А что в самом деле расстраиваться? Впереди у него целая неделя. Это уйма времени. Что же он за неделю не разыщет в Москве придурков, которые устраивают такие фейерверки, как неделю назад в Кунцеве? Или он не в Конторе работает? Не таких находили и брали на цугундер!
Что такое этот самый «цугундер», Тузов не имел ни малейшего представления, но само слово ему очень нравилось, и он еще пару раз повторил его про себя. От этого его настроение почему-то улучшилось. Он вдруг решил, что не стоит пороть горячку, а надо все не спеша обдумать, прежде чем принимать решение и составлять план поимки этих борцов с преступностью.
«Хорошенько подумать» означало у Тузова отправиться на Никольскую и выпить там не спеша грамм двести приличного коньячка. Под коньяк майору думалось особенно продуктивно. Часто самые эффектные мысли и идеи приходили ему в голову именно после второй соточки.
Поэтому Тузов не стал заходить к себе в отдел, а сразу направился к выходу и через пять минут сидел в забегаловке на Никольской, где его уже давно считали постоянным клиентом и, едва завидя в дверях, бармен уже наливал ему, улыбаясь во весь свой беззубый рот, сотку коньяка. Пил Тузов только молдавский, но не потому, что предпочитал его французскому, а из чисто финансовых соображений. Он постоянно откладывал себе на выпивку заначку от зарплаты, остальное выгребала подчистую жена. Особенно не разгуляешься.
Но как ни старался Тузов расслабиться, потягивая коньяк и пытаясь выбросить из головы разговор с генералом, Шпицберген и трибунал тревожили его воображение. Холод и зиму он терпеть не мог, предпочитая любую, пусть даже сорокаградусную жару самым слабым заморозкам. Картина заполярного архипелага, по которому он гоняется за белыми медведями, настолько ему не нравилась, что Тузов даже зажмурился и замотал головой, пытаясь отогнать навязчивое видение. Однако это ему не удалось. Он на этой картине лишь поменялся ролями с белыми медведями. Теперь медведи гонялись за Тузовым и оказались очень проворными зверями.