– Когда встретимся, – очень мягко и жутко сказала женщина, – узнаешь. А мы обязательно встретимся, дитя. Но не сейчас. Еще не сейчас…
Девушка застыла на месте. По спине прошел холодок. Женщина и мужчина помахали ей и ушли прочь, медленно превращаясь в тени на стене и исчезая в полутьме перехода. И демон-красавец неохотно убрел за ними в тень, понурив голову и волоча ноги.
Песня закончилась. Рита выдохнула, застегнула куртку и пошла из метро.
– Марго, ты куда? – крикнул вслед гитарист.
– Свечку ставить! – отозвалась девушка.
Над Красной площадью гремела маршевая бодрая музыка. Слышался бронзовый голос, в котором можно было опознать интонации Левитана, радостно сообщавший, кто выходит на площадь поздравить Вождя, и возглашавший: «Ура, товарищи!» Наверное, сам Вождь стоял на трибуне своего Мавзолея – или они входили к нему? Этого Андрей не знал и узнавать не собирался. А с площади неслось: «Вождь жил, Вождь жив, Вождь будет жить!»
Как заклинание. А вдруг так оно и есть, и Вождь именно потому и живет до сих пор?
– Как зовут-то вождя? – коротко спросил он бронзового шахтера, который заглядывал в раскрытую книжку девушки.
– А? А никак. Нет имени у Вождя. Потому он и Вождь.
И почему-то тоскливо стало Андрею оттого, что лежит в его Москве в Мавзолее бывший живой человек, несчастный человек, пытавшийся осчастливить всех – кого по воле, кого против. Андрею всегда казалось, что под конец жизни этому человеку отлилось в полной мере – осознанием сотворенного им ужаса, бессилием исправить что-либо и превращением в идола. А на смену ему пришел иной Вождь – расчетливый циник. И тот, кому поют заклинание здесь, – не тот и не этот, а просто – Вождь. Как и тот тип, которого он назвал Лаврентий, вовсе не Лаврентий, а какое-то страшное понятие, миф о Лаврентии, как тут – миф о Вожде…
Андрей даже не ожидал, что маршевое действо так будоражит кровь и заставляет биться сердце, и хочется маршировать вместе со всеми, и радоваться, и петь. А что, ведь рядом такие красивые, сильные, правильные молодые люди, и нашу радость, наше спокойствие охраняют такие бронзовые, такие суровые и отважные солдаты. А впереди вставала красная стена, в которой кирпичиками были замурованы те, кто помогал возводить Цитадель Нового Мира…
Кирпичики. Цитадель.
Башня.
И все. Сердце упало. И сквозь марш и хор прекрасно поставленных голосов стал слышен дальний, протяжный, мучительный зов рога и лай призрачных псов. И еще мерный, неотвратимый шаг.
Охота.
И Те-кто-стреляет-с-той-стороны.
Андрей огляделся. Процессия поравнялась с открытыми воротами Александровского сада. А над головами веселых статуй с «Площади Революции» уже виднелись головы рослых статуй-стражников, и лучи ликов шарили по Москве. Он обменялся взглядом с Фоминым. Академик был серьезен и собран. Он кивнул Андрею. Женщины поняли – сейчас надо будет бежать туда, где за оградой билось такое живое в этом городе неживых пламя Вечного огня.