Голос Маши, пытающейся привлечь его внимание, не сразу долетел до сознания историка – настолько оно увязло в событиях истекших суток.
– Вениамин Михайлович! – звала она негромко, но настойчиво. – Вы там? Мне можно войти?
Порывисто вскочив с места, Рубашников пригладил седую шевелюру. Все-таки он был начальником экспедиции, преподавателем, да и просто самым старшим и опытным человеком среди ребятни, и показываться им на глаза в такой растерянности считал недопустимым. Заложив руки за спину, он стал вполоборота ко входу, нахмурил брови и сделался суров и непоколебим. После выдержанной паузы устало отозвался:
– Да, Машенька. Конечно, входите.
Девушка, пригнувшись, появилась на пороге. Захлопала покрасневшими от недавних слез глазами, привыкая к полумраку брезентового жилища. При виде седовласого профессора, погруженного в тяжелые думы, немного оробела, но все же решилась спросить о том, что беспокоило всех.
– Вениамин Михайлович… мы теперь… я хотела сказать, нам придется… уехать?
Рубашников словно не расслышал ее слов. А может, и на самом деле был все еще слишком погружен в себя. Продолжая прожигать наполненным болью взглядом пространство, он лишь обернулся на голос. Девчонка требовала от него немедленного ответа на вопрос, начавший терзать душу с той поры, как он узнал о смерти своего студента.
– …Так что мне ребятам… сказать? Собираться?
– Что? Собираться? – очнулся историк. Слова слетали с его губ по слогам, словно нехотя. – Разве мы все закончили?
Маша смутилась.
– Но… ведь… Игорь…
– Игорь? – Голос профессора предательски дрогнул, и ему пришлось закашляться, чтобы скрыть этот факт. – Это действительно ужасно, но… у нас есть дело. Важное дело, которое мы не имеем права бросить… Поймите, Машенька, мне очень тяжело принимать такое решение и продолжать поиск, но… если мы уйдем отсюда с пустыми руками – получится, что Игорь… погиб зря. Давайте посвятим наши последующие открытия его памяти.
Девушка внезапно потеряла над собой контроль и зарыдала, размазывая по щекам соленые ручьи. На мужчину это подействовало странным образом. Лицо его перекосилось в отчаянном порыве не последовать примеру студентки. Зло мотнув седой головой, он выдавил:
– Идите уже! Надо начинать. Программа у нас насыщенная, надо работать! Работать, иначе не успеем!
Куда надо торопиться и что именно поисковая группа может не успеть, он не уточнил, поскольку сам не смог бы этого объяснить. Рубашников стремился лишь прикончить в себе поднявшуюся волну сентиментальности, озадачить студентов, чтобы они все время были заняты и у них не оставалось времени думать о гибели товарища.