Площадь Феодосия он пересек по диагонали, не обращая внимания ни на торговцев, истошно славящих свой товар, ни на нищих, расписывающих свои несчастья. В том месте, где акведук Валента перекинулся над лощиной, укрытой сплошным ковром крыш, пришлось на мгновение задержаться и перевести дух. Перед Кадоком раскинулась широкая панорама — крепостные валы и укрепления, ворота Друнгари, Золотой Рог, живущий своей кипучей жизнью, а за ним холмы, зеленые от садов, с белыми искрами построек Перы и Галаты. И над всем этим живой метелью носились чайки. Богатую гавань всегда можно отличить по числу чаек, мелькнула мысль. Но долго ли еще суждено таким несметным их стаям кормиться и парить здесь?
Подавив печальные мысли, Кадок двинулся дальше на север, уже под гору, и вскоре нашел желанный дом. Снаружи дом был непритязательным — трехэтажное, стиснутое соседними стенами жилище розоватой окраски. Но для одинокой женщины с прислугой места, конечно, хватает — и для пирушек, где ей неизменно отводится роль царицы, тоже.
Дверной молоток с наковаленкой в форме раковины. Сердце в груди дало чуть заметный сбой: известно ли хозяйке, что раковина, этот христианский символ паломничества, некогда была знаком ассиро-вавилонской богини Астарты? Он взялся за молоток пальцами, влажными от пота.
Дверь отворилась, и Кадок очутился лицом к лицу с привратником-негром, совершенным великаном, одетым в свободную рубаху и штаны на азиатский манер. Прекрасный образчик мужской породы, скорее всего не раб, а наемник, несомненно, способный мгновенно унять всякого, чье присутствие хозяйка сочтет нежелательным.
— Да пребудет с тобой Христос, господин. Разреши узнать, что тебе угодно?
— Мое имя Кадок ал Рыс. Госпожа Атенаис ожидает меня.
С этими словами посетитель предъявил кусочек пергамента, выданный ему посредницей, как только требуемая сумма была уплачена сполна. Сводня удостоверилась, что претендент располагает деньгами и притом достаточно воспитан, и все равно решила, что не сможет допустить его к госпоже раньше, чем через неделю. Привратнику Кадок сунул золотой Византии — жест, пожалуй, несколько расточительный, но долженствующий произвести впечатление.
Что и удалось — почтительное отношение к гостю было обеспечено. Его провели через приемную, украшенную сдержанно эротическими сценами, сквозь толпу хорошеньких щебечущих девчушек и мимо двух евнухов, а затем по широкой лестнице во внешнюю комнату хозяйских покоев. Здесь стены были затянуты красным бархатом над цветистым восточным ковром. На столике, инкрустированном слоновой костью, стояли графин с вином, бокалы узорчатого стекла, вазы со сладостями, хурмой, апельсинами. В маленькие оконца проникал тусклый свет с улицы, но, кроме того, в каждом из множества подсвечников горели свечи. Золотая курильница источала сладкий аромат. В серебряной клетке сидел жаворонок.