Помимо этого, никакого личного скарба не попадалось. Скорее всего пожитков было не так уж много, и хозяева сумели при эвакуации забрать их с собой. Обыскивать квартиру по-настоящему тщательно Кате не захотелось: еще наткнешься на куклу или медвежонка. Но авось жители этой квартиры успели уехать вовремя.
Тем не менее по комнатам она прошлась; было очевидно, что обе служили спальнями. В одной окно выходило примерно на север, во второй — на восток, так что при открытой двери, если перебегать от окна к окну, можно было охватить взглядом сразу полгоризонта, дюжину идущих в обе стороны улиц: ведь большинство окрестных домов лежало в развалинах. И все-таки враги не догадались ни занять, ни подорвать так удачно расположенный наблюдательный пункт. Что ж поделаешь, все время от времени совершают глупости, особенно на войне. На этот раз советской разведке повезло воспользоваться упущением фрицев.
Вернувшись в прихожую, Катя обнаружила, что боец расположился на диване, сняв каску и шинель. Волосы его слегка кудрявились, а к щекам уже вернулся слабый румянец. От гимнастерки разило прокисшим потом. Ну-ну, подумала Катя, я и сама не розовая клумба. Когда я в последний раз толком мылась? Целую вечность назад, ночью в лесу, когда укрылась, как в норе, в крестьянской избе…
— Не простудись, товарищ, мы тут надолго, — предупредила она, поставив винтовку прикладом на пол и снимая с пояса флягу. — Тебе вода нужна больше, чем мне, так что давай первый, но не жадничай. Перед тем как глотнуть, немного прополощи рот, а то надолго не хватит… — Присела на корточки, осторожно приподняла раненую руку и, осмотрев, огорченно поцокала языком. — Скверно. Кости искрошены. Ну хоть крупные сосуды не задеты, и то ладно. Я обработаю рану, но ты потерпи, будет больно.
Пока она чистила рану, он то и дело со всхлипом втягивал воздух, сдерживая крик боли. Покончив с перевязкой, Катя протянула юноше шоколадку, пообещав:
— Паек мы тоже поделим. У меня тут немного, но голод — это еще не главная наша трудность…
Перекусив, он немного оправился, сумел выдавить из себя бледную улыбку и произнес неуверенно:
— Ангел небесный, имя открой…
Катя проверила оба окна — ничего, только дальняя канонада.
— Я ангел? — ухмыльнулась она. — Да какой же ты после этого коммунист?
— А я не член партии, — скромно ответил он. — Хотел вступить, отец уговаривал, но… Ничего, после войны вступлю.
Катя поставила стул и села. Нет смысла все время торчать у окна: случись что-нибудь значительное, оно тотчас даст о себе знать на слух, настолько здесь тихо. А для страховки довольно выглядывать разок-другой каждые пять минут.