— Да, пожалуй, это несколько внезапно.
— Ошеломляюще внезапно!
— Потому-то я и попросила тебя взять отгул и повидаться со мной. Времени в обрез, а мне надо еще столько успеть!
— И это после того, как ты не давала о себе знать с… — Он в запале схватил ее за руку. — Что ты делала? С кем была?
Ольга слегка отстранилась, и Петер, уловив безмолвный приказ, выпустил ее запястье. Он всегда был так заботлив, подумалось ей, и так мил! Быть может, он самый пылкий и нежный возлюбленный из всех, какие у меня были и еще будут…
— Петер, я бы не хотела ранить тебя больнее, чем надо, — негромко сказала она. — Так будет лучше.
— Но как быть с запланированной поездкой в Финляндию? — он шумно сглотнул. — Прости, пожалуйста, это идиотский вопрос… теперь.
— Вовсе нет, — она заставила себя обратить свои мысли к спутнику. — Я тоже ждала ее с нетерпением, но сейчас мне предоставляется слишком уж большой шанс.
— Полно, так ли это? — с отчаянием попробовал он наугад. — Несешься, позабыв обо всем, в Америку — и что? Ты ведь даже ничего толком не выяснила.
— Это сугубо конфиденциальное дело. Научные исследования. Я обещала не разглашать их сути. Но ты же знаешь, как я в них заинтересована.
— Да. Мне кажется, ты меня привлекла не столько своей красотой, сколько умом и широтой мышления.
— Ой, да брось ты! — попыталась рассмеяться она. — Я ведь понимаю, какая я простушка!
Петер остановился, вынудив остановиться и ее. Оказавшись с Ольгой лицом к лицу посреди серой холодной мути, он по-юношески бездумно выпалил:
— Ты загадочная женщина, ты что-то скрываешь, я знаю, но ты, ты… не знаешь себе равных!
Как и Ханно, подумала она. Он тоже учился этому искусству не один век…
— Я люблю тебя, Ольга, — запинаясь, твердил Петер, — я уже не раз это говорил, но повторю снова. Выходи за меня замуж! С официальной регистрацией и всем прочим.
— Ах ты, мой милый, — полушепотом произнесла она. — Я ведь гожусь тебе… — Что-то мешало ей произнести «в матери», и вместо того Ольга сказала: — Я уже стара для тебя. С виду, может, и не скажешь, но я же тебе говорила. Эти два года были для нас истинной радостью.
Ведь были же, были! А Ханно — что я о нем по-настоящему знаю? Чего от него можно ждать? И он, и я слишком долго привыкали жить тайком; это наверняка искалечило наши души, хотя сами мы этого не замечаем. Он кружил по всему свету троекратно долее, нежели я прожила на Руси-матушке. Он обаятелен, привлекателен и забавен, пожалуй; но я уже узрела в нем жестокость. А может, это лишь глубоко запрятанное одиночество? Насколько он может посвятить себя кому-нибудь или чему-нибудь помимо голой необходимости выжить?..