— Тебе могут позволить отделаться малой кровью или даже простят. Да и нам, остальным, простят наши мелочные грешки. Мы станем сенсацией! — Странник скривился. — В худшем случае несколько лет в тюрьме ничего для нас не значат.
Хотя тон его противоречил смыслу сказанного: все поневоле вспомнили о безбрежных небесах и бескрайних просторах.
— Напротив, это адски опасно! — возразил Ханно. — Это может привести даже к летальному исходу и для нас, и для многих окружающих. По телефону я не мог объяснить, почему так, особенно учитывая спешку, потенциальных слушателей и ее скверный французский, но убедил Макендел, что не стоит выпускать тигра из клетки, не взвесив предварительно возможные последствия; что судить поспешно — совершенно безнравственно.
— Судя по тому, что ты рассказывал о ней, — сухо бросил Странник, — именно этим аргументом ты и сломил ее сопротивление.
— Она знает от Алият, что я уже давненько болтаюсь по свету. Для первого раза она решила поверить, что я знаю свет получше, чем она. Так что она исчезнет и ляжет на дно, пока ситуация не прояснится.
— И как же она собирается сняться с места?
— Ну уж с этим-то проблем не будет, если ее организация лояльна по отношению к Макендел, — вмешалась Свобода. — Мне приходит в голову целый ряд уловок. К примеру, в дом войдет похожая на неё женщина. Затем они обменяются одеждой, после чего Макендел уйдет. В сумерках этот прием сработает. Люди «Единства» укроют свою руководительницу, а там уж она доберется до убежища, наверняка подготовленного заранее.
— Гм, а как же тогда нам с ней связаться, если ни мы, ни она не будем знать новых имен или местопребывания друг друга? — задумался Странник.
— Она наверняка выложила своей подружке Алият все имеющиеся возможности.
— А как Алият скажет нам? Собственно, что толку тут попусту сотрясать воздух, когда она в плену, и фараоны скоро получат в руки сведения, раскроющие им глаза на ее особенности? Не об этом ли предупреждала тебя Макендел, Ханно?
— Нет. Ей это даже не пришло в голову. Она в полном замешательстве, тревоге, беспокойстве, огорчении, а может даже, в изнеможении. Поскольку я хотел лишь добиться, чтобы она скрылась, то и не стал поднимать этот вопрос. Кроме того, случай Алият тоже далеко не безнадежен.
— Что?! — воскликнула Свобода по-русски. Снова по-английски: — В каком это смысле?
— Сегодня ночью правда не всплывет, — напомнил Ханно. — А может, вообще никогда. Я не уверен, что отпечатки из полузабытых полицейских картотек полувековой давности попали в Вашингтон. А если и попали, если вдобавок следователям придет в голову устроить проверку, на это уйдет время. Но и тогда, если будут найдены ее данные, — в общем, Томас Джефферсон, умнейший человек из живших на свете, однажды заявил, что куда охотнее поверит в лживость профессоров-янки, нежели в падающие с неба камни. Предположение, что в архивах случилась путаница, кажется куда более достоверным, нежели возможность, что человек остается юным в течение пятидесяти, а то и ста лет.