— Милочка, ты чертовски хорошо знаешь, что вовсе не стараемся. — В кротких интонациях Макендел прорезалась сталь. — Холодная вежливость и механическое послушание не позволят нам пройти через грядущие испытания. Нам нужно возродить дружбу.
— Ты твердила это и мне, и нам всем столько раз, что я и счет потерял, — бесстрастно выговорил Странник. — Конечно же, ты права. Но не мы разрушили дружбу, а он.
Макендел некоторое время молча разглядывала индейца.
— Значит, ты не на шутку страдаешь?
— Он был моим лучшим другом, — храня непроницаемое выражение лица, отвечал Странник.
— И остался, Джонни. Это ты от него отрекся.
— Ну, он ведь… — голос Странника упал до шепота и смолк.
— Значит, он и с тобой пробовал поговорить, — кивнув, сделала вывод Юкико. — Несомненно, то же было с каждым. Он был тактичен, признавал, что мог заблуждаться…
— Он не пресмыкался, — подхватил Ду Шань, — но отверг свою гордыню.
— И не настаивал на том, что мы были не правы, — словно помимо воли добавила Свобода.
— А ведь может быть, не правы именно мы, — настаивала Юкико. — Кто-то же должен был принять решение, а кроме него, это было не под силу никому. Поначалу ты и сама хотела такого исхода. Уверена ли ты, что не твоя собственная гордыня настроила тебя против него?
— Но ты-то почему передумала и присоединилась к нам?
— Ради вашего же блага.
— Юкико обрабатывала меня, — со вздохом поведал остальным Ду Шань. — И, это самое, я не забыл, что Ханно сделал для нас в прошлом.
— А-а, ты начал его немного понимать, — заметил Патульсий. — Я тоже, я тоже. Я по-прежнему не согласен с ним, но основное озлобление уже миновало. А кто подсказал ему, как с нами говорить?
— Он пробыл в одиночестве так долго, что у него было время поразмыслить, — сказала Макендел.
— Очень долго, — содрогнулась Алият. — Слишком долго.
— Не представляю, как мы сможем теперь быть чистосердечны с ним, — жестко заявила Свобода. — Но ты права, Коринна: мы должны восстановить — насколько это удастся — восстановить веру в него.
Макендел осталось лишь сказать:
— Замечательно, ах, как замечательно! Давайте выпьем за это, а потом расслабимся и поболтаем о прежних днях. Завтра я приготовлю пир, мы устроим вечеринку, пригласим его и напьемся вместе с ним, — она звонко рассмеялась, — в лучшем персидском стиле!
…Несколько часов спустя, когда она с Патульсием уже находилась в своей комнате и готовилась отойти ко сну, он сказал:
— Ты блестяще управилась, моя дорогая. Тебе следовало бы заняться политикой.
— Если ты помнишь, некогда, я ею и занималась, — с легкой улыбкой ответила она.