— Аутентичность воспроизведения не столь уж важна, — сказала Юкико. — Нам нужна была практика общения с чуждыми нам существами; а уж эти-то были крайне чужды нам.
— Даже чересчур, — по могучему телу Ду Шаня пробежала дрожь. — Пойдем, дорогая. Я хотел бы вернуться к кротости и человечности, а ты?
И они ушли вместе.
— А какое общество будет следующим? — поинтересовалась Свобода, обратившись взглядом к Страннику. — Известная тебе культура должна показаться нам не менее непонятной.
— Несомненно, — довольно мрачно согласился он. — В свое время мы обязательно это сделаем. Но сперва стоило бы обратиться к чему-то более… рациональному, что ли. Скажем, Китай или Россия.
— У нас в запасе масса времени, — заметил Патульсий. — Лучше дать сначала усвоиться увиденному, а уж потом браться за что-то новое. Надо же, мы были свидетелями деяний богов! — Он потянул Макендел за рукав. — Я выжат, как лимон. Мне бы теперь выпить чего-нибудь крепкого, хорошенько выспаться и денька три побездельничать.
— Правильно.
Ее улыбка была куда бледнее обычного. Они тоже покинули покой.
Странник и Свобода пребывали в каком-то приподнятом настроении. Глаза их сияли. Грудь ее порывисто вздымалась. Вот уж и эти двое ушли.
Ханно старался не глядеть в их сторону. Алият пожала ему руку. Сейчас уйдет и она.
— Ну что, как тебе это понравилось? — бесцветным голосом спросил Ханно.
— Ужас, экстаз и… нечто вроде возвращения на родину, — едва слышно откликнулась она.
— Да, — кивнул он, — хоть ты и начала жизнь христианкой, тебе разыгравшееся не могло показаться совершенно чуждым. Честно говоря, я подозреваю, что там, где моих данных недоставало, программа восполняла пробелы за счет твоей памяти.
— И все равно это довольно дико.
— Сон во сне, — глядя мимо нее, пробормотал он, будто размышлял вслух.
— В каком это смысле?
— Свобода бы поняла. Как-то раз мы с ней воображали, каким могло бы стать будущее, где мы осмелились бы полностью раскрыться. — Ханно встряхнулся. — Ладно, пустяки, не обращай внимания. Спокойной ночи.
Она схватила его за руку.
— Нет, подожди!
Ханно замер, приподняв брови, выпрямившись. Облик его выражал утомление и удивление в одно и то же время. Алият снова пожала ему руку и попросила:
— Возьми меня с собой!
— А?
— Ты чересчур одинок. Как и я. Давай уйдем и останемся вместе.
Медленно, раздумчиво он проговорил:
— Ты устала довольствоваться подачками Свободы и Коринны?
Алият на миг побелела и выпустила его ладонь. Затем покраснела и призналась:
— Да. Мы с тобой не питаем особой приязни друг к другу, разве нет? Ты ведь так и не простил меня за Константинополь по-настоящему.