Сабуро вдохнул затхлый, отдающий металлом воздух. Голова кружилась от недостатка кислорода. Он с трудом заставил себя стоять прямо и продолжал:
— Мне кажется, что мы с вами, наше крохотное, уединенное поселение — последняя надежда для человечества остаться в космосе. Если мы сможем продержаться до тех пор, пока не перейдем на самообеспечение — Сырт Харбор станет залогом будущего. Если же нет…
Он собирался еще больше накалить обстановку, прежде чем подойти к сути. Но легкие так устали, и так бешено билось сердце… Он ухватился за край стола и, борясь с наплывающими клочьями тьмы, сказал:
— Для активной деятельности кислорода хватит лишь половине из нас. Если мы свернем все исследования и все силы отдадим копям, то сможем добыть достаточное количество урана и тория, чтобы в финансовом балансе не было хотя бы перерасхода. Жертвы же будут иметь… пропагандистскую ценность. Я обращаюсь к мужчинам-добровольцам, или же мы будем тянуть жребий… Разумеется, сам я буду первым.
…Так было вчера.
Сабуро относился к тем, кто предпочитал уйти в одиночку. Он никогда не питал любви к гимнам о человеческой солидарности; и он очень надеялся, что его детям подобная солидарность не потребуется никогда. И наверное, хорошо, что Алиса погибла раньше, при пожаре стапеля.
Он поднялся на хребет Вейнбаума, но остановился, когда купола поселка исчезли из поля зрения. Не стоит заставлять поисковую партию забираться так далеко. И без того найти его будет трудно, песок занесет следы. А кому-нибудь его скафандр может пойти на пользу. И водоросли в баках уже соскучились истощенного тела…
Он остановился, осматриваясь. Горная стена с темными утесами, с причудливо выветренными вершинами сбегала к нежной красно-золото-охряно-голубо-радужной равнине. Кратер у недалекого горизонта отбрасывал свои собственные, голубоватые тени, словно бросающие вызов глубокому пурпурному небу. Разреженный воздух — он слышал призрачное завывание ветра — раскрывал перед ним Марс во всех деталях, четко очерченных, невероятно рельефных, утонченных и полных символики, словно полукруглый фриз на воротах перед каменным адом. А если повернуться спиной к сморщившемуся, но все равно ослепительно яркому Солнцу, то и днем можно увидеть звезды.
Сабуро испытывал покой и почти счастье. Может быть, причиной было всего лишь то, что впервые за много недель его легкие дышали в полную силу.
И все-таки медлить не стоит, подумал он и, завинчивая вентиль, порадовался твердости своих пальцев.
Он всегда гордился своим атеизмом и был удивлен, когда руки его устремились к Полярной Звезде, а голос произнес: