Последняя война (Мартьянов, Кижина) - страница 87

Ясур не успел. Вынырнув, будто из мышиной норы, из узкого проулка, ведущего к храмовой площади, он запнулся и прижался всем телом к темно-серой стене соседствовавшей с храмом лавки торговца оружием Курби. У раскрытых настежь ворот дома Атта-Хаджа топтались степные лошади, аккуратно привязанные за поводья к коновязи. Со двора храма доносилась громкая, развязная чужая речь — мергейты не обидят чужого бога в его жилище, но вот снаружи…

— Помогиите! Не надо, пожалуйста, не надо! И снова ребяческий злой хохот степняков. Понятно, развлекаются. Дурачок Аладжар, самый маленький из учеников, дал степным хищникам обнаружить себя.

Ясур серым кошачьим силуэтом метнулся к воротам, заглянул и выругался про себя. Четверо мергейтов укладывали в кожаные сумы золото из сокровищницы, а трое других медленно приканчивали Аладжара. Незнамо зачем он покинул свое убежище на вершине башни-минтариса и, естественно, попался в лапы степняков сейчас они раздели его, привязали к стволу древнего мегаора и, не слишком натягивая луки, стреляли то по его конечностям, то по телу… Наконечники проникали неглубоко, но причиняли жуткую боль.

— Пожалуйста… — на последнем издыхании молил Аладжар. — Зачем? Вы нашли золото, камни… Ой… А-а-а!

Новая стрела с треугольным, похожим на острие ножа наконечником срезала мальчишке палец.

"Он все равно теперь не жилец, — почему-то безразлично подумал Ясур, отворачиваясь. — Никто не переживет таких ран, кроме самых великих богатырей. Великий Атта-Хадж, что же происходит? Почему мергейты обезумели? Война войной, но почему такие зверства? Степняк никогда не причинит вреда ребенку, старику или животному. В чем дело? Откуда у них эта жажда, которую может утолить только чужая боль и страх?"

Ясур уже собрался обогнуть ограду храма и пройти к тайному ходу, люк которого находился глубоко во дворе, за деревьями. Его остановила неясная белесая тень, мелькнувшая у бокового выхода огромного строения. Только этого еще не хватало!

— Оставьте ребенка в покое, — прозвучал в ночи уже не детский, но еще и не мужской голос. — Уходите. Вы достаточно потешились.

Мергейты обернулись. Перед ними стоял невысокий молодой человек в белой одежде и столь же белом тюрбане с пером. В руках у него не было оружия, лишь правый кулак сжимал в себе казавшуюся в темноте грязной тряпицу.

Степняки редко разменивались на лишние слова. Свистнул аркан, Ясур, обнажив старинную саблю, уже рванулся вперед — защищать своего мардиба, но остановился как вкопанный, пробороздив каблуками серую пыль двора.

Фарр атт-Кадир резким движением выбросил вперед правую ладонь. На пальцах, покрытых тряпицей, лежало что-то темное. Плохо ограненный желтоватый камешек.