Вернее сказать, его брали не затем, чтобы судить да срок припаять, а чтоб применить оружие при оказании сопротивления или попытке к бегству. Ничего другого в голову пока не приходило.
От этой мысли Дон покрылся холодным потом… И эти фраеры, что торчат под окнами, значит, только того и ждут, когда Дон не выдержит и покинет свое лежбище? И утром газеты расскажут о находке мертвых тел авторитетов по кличке Дон и Тенгиз, очередных жертв мафиозных разборок… Кто ж его приговорил? И за что?
Дон продолжал ходить по комнате, сопя от возмущения. Обычно он много ел в минуты волнения, без конца залезая в холодильник, который, к ужасу Любы, опустошался уже через час после ее похода в магазин… Деньги, которые у него еще оставались, быстро заканчивались, а часто бегать по магазинам она не могла.
Выходит, он снова вернулся к своей догадке, его заказали Анисимову. Этот мент поганый, как сявка, принял заказ к исполнению, а его начальники договорились с телевизионщиками? Значит, правильно сделал, что его угрохал!
Он посмотрел на часы. В сумраке, при свете уличных фонарей, сначала было трудно разглядеть стрелки, а когда рассмотрел, присвистнул: около одиннадцати…
Когда в дверь коротко позвонили, он сначала прислушался, потом подошел ближе, стараясь не шуметь, приложил ухо. Послышался — или показалось — стон… Потом снова короткий звонок в дверь, и будто что-то по ней прошелестело…
Он выглянул в глазок, хотя прежде этого опасался. Вроде никого. Пустая, плохо освещенная лестничная клетка. И снова, более явственно, стон… Люба?
Он быстро, почти лихорадочно, стал открывать замки один за другим. Дверь с трудом открывалась, что-то ей мешало. Он осторожно приоткрыл ее и выглянул.
Люба лежала без сознания, вся в крови, ее раскрытые сумки были рядом.
Он как можно аккуратнее открыл дверь еще немного, потом втащил Любу внутрь квартиры, еще раз оглядев лестничную клетку. Там было пусто и тихо. Мертвенно горела лампа дневного света, где-то в соседнем подъезде гудел лифт.
Он поднял ее на руки, донес до тахты, уложил, раздел, принес воды, смочил лоб.
Она застонала и пришла в себя.
— Еле дотащилась… — слабо улыбнулась она. — Слав, не смотри на меня так…
Он беспомощно и растерянно топтался, не зная, что делать. Вдруг понял, почувствовал, может быть впервые, что никого, кроме нее, у него нет и уже не будет. О прежних своих марухах, которым нужны были его деньги, он давно забыл, как только она заплатила за него в небольшом ресторанчике в Чертанове, куда он ее впервые пригласил. У него с собой были только доллары, а обменного пункта поблизости не имелось. Пока официант топтался, потея и плохо соображая, но не желая выпускать из рук портрет полюбившегося российскому населению Бенджамина Франклина, изображенного на зеленовато-серой купюре, Люба мило улыбнулась, положила Дону руку на плечо и расплатилась сама. Как выяснилось потом, почти всей своей получкой. И уже после этой истории не пожелала брать у него долг, как он ни старался вернуть…