— Спасибо, Анна Львовна, вы нам очень помогли. — Турецкий поспешил ретироваться, увлекая за собой Дениса…
— Слушай, а что они из сгущенки варят? — спросил он, когда они наконец выбрались на улицу. После зловонной атмосферы Жекиной квартиры и подъезда на улице был просто рай.
— Молоко варят, — ответил Денис.
— Шутишь?
— Нет, замечательное средство. На банку сгущенки стакан воды и пару килограммов свежей конопли, варить около часа, подбрасывая траву по мере уваривания, а потом отжать получившуюся кашу через плотную хэбэшку. От пары глотков эффект почище, чем от хорошего заборного косяка. Ровно через сорок пять минут улетаешь часа на два-три, и главное — никакого запаха, кроме того, конечно, который в квартире.
— Ты сам-то пробовал когда-нибудь?
— По молодости, — смутился Денис. — Траву пару раз курил.
— По молодости, — скривился Турецкий. — Тоже мне, старый хрыч выискался. Ну и как, понравилось?
— Нет, ощущения жуткие. Народ говорит, музыка оживает, бродишь среди звуков, а они как цветные макароны вокруг тебя переплетаются или летаешь как бы среди ангелов. Но это у позитивных травников, раскрывшихся. Меня же «демоны» все время мучили, идешь и всего боишься, дорогу перейти — страшно, машина там в километре фарами мигает, а страшно, отбегаешь под дом, ждешь, пока просвистит мимо, а вокруг тени какие-то, того и гляди, растащат на кусочки, сердце колотится, по ступенькам поднимаешься часами. Короче, мерзость сплошная…
В подземном переходе было прохладно, и был жуткий сквозняк, а парня с бородой, хвостом, лысиной и дудочкой не было. Но здешние завсегдатаи, продавцы книг и плакатов, объяснили, что Нинзя — так, оказывается, звали искомого субъекта — приходит попозже и имеет смысл подождать.
Решили, что ждать лучше в кафе с пивом, а когда вернулись через полчаса, Нинзя уже был на месте и, разложив на земле старый рюкзак, в который, очевидно, полагалось бросать деньги, довольно прилично выводил на деревянной флейте «Елоу субмарин».
— Знаешь его? — спросил Денис, дождавшись конца мелодии и протягивая Нинзе фотографию Промыслова-младшего.
— Монетку брось, — предложил тот.
Денис уронил на рюкзак десюлик.
— А теперь знаешь?
— Это Менделеев. Погремуха такая, флэт у него тут.
— А сейчас он где?
— У Вовика, наверно. Давно его не видел.
— А мужика, с которым он двадцатого числа прошлого месяца уходил из своей квартиры, помнишь? — спросил Турецкий. — Ты там оставался.
Нинзя наморщил лоб и зашевелил губами, изображая бурную работу мысли, и, чтобы ее ускорить, Денис бросил на рюкзак еще две двухрублевые монеты.