Последняя фраза Елены, похоже, напрочь сбила с ног самовлюбленного хахаля, каковым Западинский иной раз представлялся ей. Воцарилось минутное молчание, а потом на ее голову обрушился в буквальном смысле площадной мат, из потока которого она смогла вычленить несколько хотя бы удобопроизносимых фраз. И касались они ее ближайшего мерзкого будущего, а также будущего ее нового благодетеля. Не желая выслушивать эту откровенную гадость, Елена швырнула трубку на аппарат.
Но он тут же взорвался новым настойчивым звонком. Она сняла трубку и тут же отшатнулась от нового потока матерщины.
Больше она трубку не поднимала, хотя звонки с перерывами продолжались. Вероятно, пьяный Западинский и в самом деле решил доконать ее.
Неожиданно в ее спальню, постучав предварительно, вошел Лева. Он подошел к тумбочке, дождался серии новых звонков и поднял трубку. Что он услышал, не имело значения. Видимо дождавшись паузы, во время которой абонент набирал полную грудь воздуха для новой порции грязи, Лева вежливо сказал:
— Ваша блистательная речь, господин Западинский, — Лева вопросительно посмотрел на Елену, и та кивнула, — полностью записана на пленку и будет обязательно вам продемонстрирована в судебном заседании. Вы желаете что-нибудь добавить? Нет? Благодарю, спокойной ночи, Виталий Борисович. До скорой встречи.
И положил трубку. Елена смотрела на него с детским восторгом.
— Вы действительно сумели все записать?
— Если бы! — поморщился Лева. — Не додули. Надо ж было магнитофон подключить. Дело копеечное, а вот не сообразили. Но все равно больше сегодня он вас беспокоить не будет. Спите.
— Вы не знаете, Лева, что означает слово «мочилово»?
— Вон вы о чем! На языке уголовников это значит убить, замочить. Отсюда и «мочилово» — это когда хана всем подряд, без разбору. Беспредел, одним словом. Видите, как ваш аристократ заговорил!
— С чего вы взяли, что он мой? — возмутилась Елена. — Просто он хам и ведет себя со всеми одинаково. Ладно, идите.
— С вашего разрешения, Лена, я должен позвонить.
— Звоните, кто вам мешает. Самое время. — Она широко зевнула и погасила ночник.
Охранник, забрав с собой аппарат, вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь…
Плешаков ехал на Шаболовку в скверном состоянии духа. Во-первых, сказалась почти бессонная ночь, а во-вторых, неприятно подействовало известие о ночном звонке Западинского. Ну, все эти его угрозы и прочее — херня собачья, уверял себя Анатолий Иванович, но сам же и не верил внутренним уговорам, потому что знал также, что озверевший фраер бывает страшнее бешеной собаки. И еще портило настроение сознание того, что сам он — вольно или невольно — оказывается будто бы под колпаком у этого мерзавца. Иначе и не скажешь. Словно тот повсюду рассовал свои глаза и уши, и никуда от них не скрыться. «Мочилово» он, видишь ли, пообещал всем устроить! Ну-ну! И Анатолий Иванович приказал Лаврухину по всем направлениям деятельности принять дополнительные меры безопасности.