— В классной комнате.
— А-а… когда ты доставал чашку?
— Да.
— У тебя разве нет глаз? — спросила Хомили. — Ты не мог сперва посмотреть по сторонам?
— В классной комнате никогда никого не бывает. Больше того, — продолжал он, — и сегодня тоже не было.
— А где же он был?
— В постели. В детской, или как там она у них зовется. Вот где. Сидел в постели. А дверь была открыта.
— Ну, мог бы заглянуть и в детскую.
— Да как же я мог — на портьере, на полпути от пола!
— Это там он тебя увидел?
— Да.
— С чашкой?
— Да. Я не мог двинуться ни вверх, ни вниз.
— Ах, Под, — сказала Хомили. — Не надо было мне тебя пускать. В твои годы…
— Да нет, не в этом дело, — сказал Под, — ты меня неправильно поняла. Наверх я взобрался с легкостью. Взлетел как птичка, можно сказать, и бомбошки не понадобились. А вот потом… — он наклонился к ней. — Когда в руке у меня была чашка, если ты понимаешь, что я имею в виду. — Он снял чашку со стола. — Она не очень-то легкая. Ее можно держать за ручку вот так… но она тянет… или тонет, если так можно выразиться, вниз. Ее нужно держать в двух руках. Кусок сыру или яблоко — другое дело. Я их просто роняю… толкну, они и упадут, а я слезу потихоньку, да и подберу их. А с чашкой в руке… понимаешь теперь? И когда спускаешься, надо глядеть, куда ставишь ногу. А некоторые бомбошки на портьере оторваны. Не знаешь, за что и ухватиться, чтобы не упасть…
— Ах, Под, — проговорила Хомили чуть не плача, — что же ты сделал?
— Ну, — ответил Под, снова садясь, — он взял у меня чашку.
— Что?! — в ужасе воскликнула Хомили.
— Понимаешь, он сидел в постели и смотрел на меня. Я провел там, на портьере, не меньше десяти минут, потому что часы пробили четверть…
— Но что значит — он взял чашку?
— Ну, он слез с кровати и подошел ко мне. «Я возьму чашку», — сказал он.
— Ой! — выдохнула Хомили, глядя на него во все глаза. — И ты дал ему?
— Он сам взял, — сказал Под, — да так осторожно… А когда я спустился, отдал обратно.
Хомили закрыла лицо руками.
— Да не расстраивайся ты так! — взволнованно сказал Под.
— Он мог тебя поймать! — сдавленным голосом произнесла Хомили, и плечи ее затряслись.
— Мог. Но он только дал мне обратно чашку. «Возьмите, пожалуйста», — сказал он.
Хомили подняла на него глаза.
— Что нам теперь делать? — спросила она. Под вздохнул.
— А что мы можем сделать? Ничего. Разве что…
— Ах, нет, нет! — воскликнула Хомили. — Только не это. Только не переселяться. Да еще теперь, когда я все здесь так уютно устроила, и часы
у нас есть, и всякое другое.
— Ну, часы можно взять с собой, — сказал Под.